Ранним утром ее разбудил настойчивый стук совы в окно. Карен с удивлением распахнула глаза, впустив назойливую птицу, но та с непередаваемой наглостью сделала круг по комнате и уронила свою посылку на незастланную кровать. Готье, нахмурившись, подобрала сверток: немного веса. Какой-то округлый предмет и крепленное к нему письмо. Карен распечатала конверт, и перед глазами заплясали каллиграфические буквы, выведенные рукой Темного Лорда:
В двенадцать воспользуешься порталом. Пароль: De mare ad mare. Карен с удивлением взглянула на листок, запоминая несложные, но странные слова, и он в секунды рассыпался у нее в руках. Значит, в свертке оставался только портал.
Она с интересом достала совершенно правильной круглой формы камень с морского берега - обтесанный волнами и ветром, идеальный и бесполезный, но превращенный во что-то более нужное. Но при чем здесь море? Она невольно поежилась, словно отнекиваясь от неприятных воспоминаний.
Птица, убедившись, что послание хозяина понято верно, с клекотом покинула помещение, вылетев обратно на морозный воздух. И Карен, хмыкнув, закрыла окно. Утро обещало быть и интересным, и, возможно, опасным. До двенадцати оставалось от силы полчаса, и Карен кинулась приводить себя в порядок: опаздывать она не привыкла. Но еще менее она привыкла получать подобные посылки с утра, как будто спешка могла что-то решить или за ними гнались дьяволовы гончие. Что они забыли у моря в такой час в январе? Тайна, покрытая мраком.

После удушающего и тошнотворного перемещения с порталом в ноздри ударил соленый морской воздух. Брызги ледяной воды, попадая на кожу, будто бы оставляли за собой прожигающий след - холод пронизывал насквозь, пробирая до мурашек. Карен невидящим жестом подцепила меховой воротник мантии у горла и только потом обернулась, широко распахнув глаза: внезапное ощущение, как если стоишь на краю пропасти, охватило все ее существо. На выступе в скале, посреди бушующего моря - Карен невольно отшатнулась от резко уходящей вниз гряды камней: плавать она не умела и вода пробуждала в ней первозданный ужас. Она не знала этого места. И не знала, почему отец вызвал ее сюда. Все это складывалось в наступающую волной вереницу ощущений.
Готье обернулась: Темный Лорд, как всегда титанически спокойный, без любопытства или каких-либо других эмоций взирал на нее, дожидаясь справедливого вопроса. И Карен его задала:
- Где мы, Милорд?
Она осторожно ступила по мокрому скалистому выступу по направлению к обрыву - там, чуть дальше, виднелось углубление и, по-видимому, вход в пещеру, иначе зачем им находиться здесь?
Карен вновь посмотрела на Темного Лорда: казалось, он и сам не был уверен в чем-то до конца. Готье сделала еще несколько шагов вперед, приближаясь к скале, и неожиданно обнаружила, что входа никакого и нет - он был кем-то закрыт. Она провела рукой по шершавому и мокрому камню, прислушиваясь к ощущениям: магия в этом месте бурлила, требуя от путников какой-то жертвы, платы за вход.

Карен спрятала дрожащие от холода руки в карман мантии и поежилась: северный ветер безжалостно хлестал ее по лицу. В Англии. Они были в Англии. Многим ли ей это помогло? Готье завороженно наблюдала за тем, как отец делает надрез на ладони, и кровь скапывает на шершавый камень. Ни один мускул лица не дрогнул - совершенное равнодушие. Кровь исчезает, потому что камень принимает эту жертву и открывает гостям проход. И неизвестно, гостем ли здесь был Темный Лорд? Или, все же, хозяином?
Карен взглянула в темную прогалину, притягивающую и отталкивающую одновременно, и вошла внутрь. Почти наощупь, потому что тусклый свет со стороный скалистого берега рисовал на камнях две высоких длинных тени, и дальше только таял, таял, таял.
Темный Лорд вошел вслед за ней, и Карен посторонилась, пропуская его вперед. Это место было ему хорошо известно, но Карен почему-то испытывала ничем необъяснимый страх, будто бы наступил долгожданный час расплаты.
Впереди, за темной зеркальной поверхностью пещерного озера, виднелся выступ: что-то важное хранилось там, и оно было нужно Темному Лорду. Почему сейчас? Видимо, ее это не касалось.

Он вытянул перед собой руку, и из воды, с громким всплеском взрезав это зеркало, восстала старая ржавая цепь, тянувшая за собой хиленькую лодку. Но внешность обманчива. Отец обернулся и взглядом показал Карен, чтобы она села в нее первой. Она колебалась не дольше секунды, но он, конечно, это заметил. Но как тут не колебаться?
Темный Лорд сел напротив нее и подналег на весла.
Так странно. Карен старалась на него не смотреть, но видеть синюю сетку вен, выглядывающую из-под засученных рукавов рубашки, видеть сосредоточенное лицо с пролегшей морщинкой у переносицы, значило, гасить в себе все увеличивающийся страх. Он давал ощущение надежности, которое с каждым днем уплывало у Карен из-под ног, и которое Карен так боялась потерять. Он, сидящий напротив, разрезающий гладь холодного мрачного озера, непроглядного в этой темноте, был единственной соломинкой, за которую Карен цеплялась до последнего. И все еще думала, что не зря. Ох, как она ошибалась!
- Так вы не скажете - зачем мы здесь? - с плохо скрываемой тревогой спросила Карен, глядя ему глаза.
Выступ приближался и приобретал более четкие очертания: в середине него располагался какой-то постамент, будто вырезанный из самой скалы, сделанный под чашу. Он выглядел торжественно и зловеще, хотя, как будто бывает иначе.

Наконец, лодка причалила к берегу. И Карен, подавив судорожный вздох, ступила на скользкую мелкую гальку, которая даже сквозь обувь режуще отдавалась в ступнях. Она подошла к чаше - она не ошиблась - и увидела, что она заполнена какой-то мутной жидкостью без запаха, а внизу, на самом дне, лежит такая драгоценность, которой, пожалуй, и не найти лучшего хранилища.
Карен восхищенно вздохнула. Она не могла поверить своим глазам - там, на дне, находился медальон Салазара. Но только.. Зачем он привел ее сюда? Показать семейную реликвию? Вряд ли. Готье бездумно протянула руку, но неожиданно натолкнулась на преграду. Зелье. Неизвестное ей зелье преграждало путь. Взять медальон, не выпив его, было нельзя.
Карен взглянула на Милорда.
- Мне.. нужно его выпить?
Пугающая перспектива. Но ведь, рядом с ним с ней ничего плохого не случится, не так ли?

Отредактировано Karen Gauthier (2016-04-19 00:05:28)

Больше всего на свете Карен боялась спросить его: почему она? Почему она? Ведь вывод, несмотря на все вопросы, которые она задавала вслух, напрашивался уже давно, еще когда они вошли в пещеру. Она просто до последнего отказывалась в них верить, гася мысли одну за одной, заставляющие ее сомневаться в нем. Да могла ли она в нем сомневаться - это ведь значило сомневаться в самой себе.
Больше всего на свете Карен боялась услышать ответ на свой вопрос, потому что как бы ей ни было больно раньше, этот ответ, который она ожидала, который напрашивался сам собой, просто сломал бы ее. Слепая вера - все, чем она жила последний год, все, чем она дышала, - нет, этого нельзя отнимать у нее. Пожалуйста, просто скажите, что ей показалось, и зелье перед ней - не то, о котором она читала, и что он не будет так использовать ее верность.
Больше всего на свете Карен боялась почувствовать, что идеология, которую она так долго выстраивала в своей голове, тот образ, который она создала, разрушиться одним неловким движением руки, и все ее решения окажутся ложными, неправильными, несправедливыми. Что метка, о которой она его попросила, навсегда окажется неоправданным рабским клеймом, ошибкой молодости, которую невозможно исправить или искупить. Что она будет расплачиваться за них обоих всю оставшуюся жизнь.

Отец встал напротив нее, повертел в руках кубок, как какую-то безделушку, и протянул его ей. Да, она не ошиблась. Да, она должна выпить. И да, она сделает это, потому что выбора нет: она сама принесла ему клятву, и исполнит ее, чего бы ей это не стоило.
С испуганно колотящимся сердцем Карен зачерпнула кубком зелье и поднесла его к губам, но перед тем как отпить пристально посмотрела на Темного Лорда. Ваше здоровье, Милорд.
Глоток обжег горло, но ничего не произошло, только лишь легкое опьянение, как если бы она выпила залпом немного огневиски. Может быть, она не угадала? И зелье намного безобиднее, чем ей удалось предположить? Она зачерпнула еще, с вызовом смотря на отца, хотя вызов она бросала не ему, а собственному страху, собственной гордости, которая могла быть растоптана только им.
Второй глоток уже не обжигал, но смутное чувство в груди, будто огонь переместился туда, выжигая все, что возможно, нарастало с каждой секундой. Карен неосознанно дотронулась второй рукой до диафрагмы, словно пытаясь снять боль этим прикосновением, и заставила себя осушить кубок до дна. И тогда рассудок стал покидать ее.
Она ничего не понимала. Только колени отчего-то саднило, будто она успела разбить их о камни, и холодное мертвой лицо матери встало перед глазами вместо медальона. Она ничего не слышала. Только в ушах стоял звонкий смех брата, пытающегося влить в нее тот же самый яд, и его лицо в какую-то секунду рассыпалось и, как в калейдоскопе, превращалось в лицо ее отца. Она ничего не видела. Ни чаши, ни кубка, ни медальона. Она помнила только, что должна пить зелье, но руки вслепую только скребли об острые камни, и горячая кровь текла от ладони к запястью, и выше, к метке, будто бы кровью можно было смыть это страшное клеймо.
Холодный смех брата все больше напоминал холодный смех Темного Лорда. И кто-то снова поднес кубок ей ко рту.

Убедить себя в том, что все вокруг - морок, мираж, с каждой секундой становилось все сложнее. Карен почувствовала, что кубок с отравленным питьем куда-то исчез, но мысль о том, что все закончилась, не приходила. Она знала, что это только начало. Перед глазами мелькали какие-то картинки из детства, но ни одна из них не цепляла, а потом Карен увидела неровные строчки собственного письма, и нечеловеческое лицо Темного Лорда, которое так испугало ее в первую встречу, и которое она больше никогда не видела. Но ведь это лицо было отпечатано в его душе: он был чудовищем, всегда, оставался им и сейчас, только еще более опасным, потому что внешность обманывала ее, позволяя увлечься мыслью, что в нем еще осталось что-то, не изуродованное тьмой.
И только сознание начало проясняться, как ей с силой сдавило ребра, и ноги, пройдясь по воздуху, снова встали на берег. Слабость разливалась по всему телу, и Карен, пошатнувшись, вслепую нашла единственную опору - она уперлась рукой в чашу, и только нашла в себе мужество сказать что-то, чтобы прорвать пелену безумия, окружившего ее, как Темный Лорд снова поднес кубок с зельем к ее лицу. Не в силах спорить, она просто отвернулась: ее не хватит ни на один глоток, она не хочет испытывать ужас, который уже подкатывает внутри и ждет хоть одной капли, чтобы вырваться наружу.
Она не понимала, что плачет. Ей было страшно так, как никогда раньше. И когда отец надавил ей кубком на зубы, до жуткой боли, она поддалась, жалобно захныкав. Зелье огнем пронеслось от горла вниз, на этот раз вызывая чувство, будто тебя кто-то ломает изнутри, но и это чувство было не самым страшным: за ним вырастали видения, одно за другим, и Карен уже вовсю дала волю слезам, потому что не могла ни вырваться из крепкого захвата, ни перестать пить.
Горло сдавило от слез и от обиды на весь мир, будто бы не она сама подвела себя к этой черте, а кто-то с самого начала заставлял ее выбирать Темного Лорда, а не себя и не свою свободу. Сквозь все ту же пелену Карен услышала приказ отца, и все в ней взбунтовалась против этой пытки. Он еще раз вдавил ободок металла ей в рот, но Карен из последних сил оттолкнула его руку, расплескав зелье вокруг себя, и отчаянно выкрикнула, пытаясь вырваться:
- Нет! - ничего не получалось. Попытка, заранее обреченная на провал. Он только разозлился на это неподчинение, на это своеволие. - Перестаньте, прошу вас! - снова захныкала Карен, отчаявшись тратить силы на какие-то движения. - Я больше не могу!
Но Темный Лорд всегда был безжалостен к другим, что уж говорить о слугах - ведь Карен теперь была одной из них. Но она не понимала, почему он будто бы сошел с ума, увидев край этого медальона, почему с такой ненавистью говорил с ней, будто бы она в чем-то провинилась, почему, почему, почему? Мама, как же ты была права.
Но матери рядом с ней не было. Она бросила ее, она не стала даже бороться за собственную жизнь, потому что сдалась, она бросила ее, потому что думала только о себе, всегда, и Карен ненавидела ее за это больше, чем Темного Лорда, поступившего с ней так жестоко и так подло. Злые слезы вновь хлынули, мешая и думать, и видеть, как отец в остервенении зачерпывает зелье, которое она расплескала, потому что несмотря на все ее мольбы, не собирается останавливаться.

Бессмысленно задаваться вопросом - за что, но ведь Карен сама отдала свою жизнь в его руки. Разрешила распоряжаться ею, как ему вздумается. Так чем же ее судьба должна отличаться от тех, кто влачил четырнадцать долгих лет в тюрьме, связанных клятвой верности и не сумевших предать ее, потому что понятие чести оказалось для них выше даже тех идеалов, за которые они боролись. Они боролись за чистоту крови - и убивали таких же, как они сами. Боролись за свою семью - и загубили весь род. Они превратились в безумцев только потому, что один человек имел достаточное обаяние, чтобы подменить их цели своими. И Карен больше других попала под это обаяние, даже зная удручающие уроки прошлого. А сейчас - что сейчас? Он вливал в нее зелье, и она, остро ощущая свою ненависть к происходящему, привязывалась к нему еще сильнее. Это было неправильно, но ведь связь господина и слуги всегда устанавливается через боль, не так ли?
Видения исчезли. Ни брат, ни мать, ничего из ее прошлого теперь по-настоящему не пугало ее. Впервые за весь этот чертов день она четко понимала, что происходит и где она находится, и что главный ее кошмар - увидеть его ненависть к себе - сошел в действительность.
Она понимала, откуда это: слишком высокий спрос. Бесконечная идеализация, вопреки здравому смыслу, - вот что приводило к разрыву и к ярости. Он ненавидел ее за это несоответствие идеалу, который он зачем-то подводил под нее, даже зная, что она никогда до него не дойдет. Роковое несовпадение: Карен идеализировала отца, желая видеть в нем защитника, а он - ее, желая видеть в ней крайнюю жертвенность во имя долга. И свою злость за неоправданные ожидания он вымещал внешне, физически - вот он развернул ее к себе, резко, больно сдавив плечо, и отвесил ей звонкую, обидную пощечину, заставившую Карен замолчать.
Она понимала, что он заставит допить ее до конца. Нет, она даже понимала это с самого начала: только отчаянная надежда, что в нем осталась хоть какая-то человечность, кричала в ней до последнего, и молила его о пощаде. Бессмысленно. Она ведь теперь стала для него такой же вещью, как и все остальные. Ему ничего не стоит расправиться с ней, когда она потеряют свою ценность или начнет представлять опасность.

Боль в области тройничного нерва - и снова это гадкое пойло. Он неожиданно выпустил ее из кольца рук, и Карен, потеряв равновесие, осела на камни. Безумный огонь в груди, казалось, стих, и только пересохшее горло напоминало о том кошмаре, который она пережила.
Карен коротко взглянула на отца, который нервно вертел в руках медальон, но жажда сумасшедше сдавила легкие. Ей была нужна вода, но кубок, в который было налито зелье, стоял на чаше, до которой она не могла дотянуться, а воспользоваться магией, чтобы сделать хоть что-нибудь - не было сил. Но ведь рядом ... была вода.
Карен посмотрела на черную, ровную гладь озера с сомнением, но жажда перевесила его. Она потянулась к воде, и судорожно зачерпнула рукой два глотка, хоть на самую малость смочивших горло. Обрадовавшись, она потянулась еще, закрыв от наслаждения глаза, но холодное и скользкое прикосновение к руке, отдаленно напоминающая захват, заставила ее в ужасе отпрянуть. И в тот момент, когда Темный Лорд в ярости закричал, обнаружив вместо медальона своего предка жалкую подделку, Карен закричала от ужаса: прямо к ней тянул руки живой труп. И не один.
Они выходили из воды, и Карен, нащупав палочку, ничего не могла сделать: ни одно заклятие не то чтобы не срабатывало, а просто не приходило в голову. Чистый лист, появившийся так некстати, теперь подвергал ее жизнь реальной опасности, потому что Темному Лорду не было дела до происходящего вокруг. Целое озеро трупов - как она могла решить, что в нем есть хоть капля человечности? Труп женщины, находившейся к ней ближе всего, тем временем, схватил ее за руку и потащил за собой. Силы сопротивляться - откуда? Острая галька порвала ткань мантии, и как Карен не пыталась зацепиться второй рукой за камни, ничего не получалось. Ногами она уже успела оказаться под водой, и только чудо могло спасти ее. Мертвецы лезли к ней, и Карен, не сдерживая ужас, накативший на ней от ощущения скорого конца, снова пронзительно закричала.

Мертвецы. Невозможно понять, сколько их, и, казалось бы, невозможно бояться еще больше, но паника охватывала, мешая пошевельнуться, мешая вздохнуть. И даже инстинкт, призывающей ее к борьбе за жизнь, поддался этому страху: Карен никогда еще не чувствовала себя настолько слабой.
Кричать бессмысленно. Он не поможет ей. Он бросит ее как ненужную вещь, исполнившую свое предназначение. Уже бросил. И Карен, обессилившая от борьбы, даже не попыталась подумать и воспользоваться магией - как будто собственная жизнь стала ей ненужна. Мертвые тащили ее за собой, под толщу воду, в кромешную бездну, которой она всегда боялась. Не умеет плавать - из детского панического страха во взрослый реализуемый в эту секунду. Мертвые были повсюду и Карен казалось, что за то время, пока отец вливал в нее зелье, она сама умерла несколько раз.
И она не ждала, что в последний момент, под водой, когда гладь уже сомкнулась над ней, мертвецы расступятся. Но они вдруг исчезли, как и их холодное прикосновение к телу. Бороться? Собрав в кулак последние силы, Карен умудрилась вдохнуть, но паника, сдавившая легкие, вытолкнула весь воздух обратно отбойным молотком. Не секунды, а часы. Бороться. Она оставила борьбу, еще когда выбрала своего отца, вместо брата. И от того, наверное, она не поняла, что происходит, когда отец потянул ее за руку и вытащил на поверхность. И даже тогда, когда тихо и иронично задал единственный и неуместный вопрос - напилась? Напилась ли она? Карен нервно засмеялась, одновременно откашливаясь от воды. Пожалуй, что на всю жизнь.

Говорят, что в такие моменты перед глазами проносится вся жизнь. Но это не так. Уже сидя на берегу и дрожа от холода и страха, Карен могла поклясться, что вместо обрывков воспоминаний, которые становятся неожиданно дороги всем, побывавшим на краю жизни и смерти, вместо жалких осколков собственной жизни в голову приходит совсем другое. Самое дорогое - люди, без которых не можешь представить свое существование, и любовь к ним, обжигающе горячую и священную. И теперь ей стоило закрыть глаза, чтобы прокрутить эту киноленту: человек, которого она любила, был рядом с ней. И это он сейчас ступил в лодку, раздраженный, рассвирепевший, потому что что-то пошло не так, но вытащивший ее с того света несмотря ни на что. И это он сейчас посмотрел на нее, ожидая, приглашая ее ступить с ним на один путь, а она почему-то все еще не верила в то, что ей есть место рядом с ним.
Она видела в нем Бога. Жестокого и карающего, не способного на милосердие или любовь. Ветхозаветного Бога, наказывающего за преступление самое незначительное, ничего не помнящего о нравственности и не руководствующегося ей. Олимпийского Бога, действующего из настроения, и с котором идти под руку дозволено только встав на ту же ступень аморального мировосприятия. И она была готова простить его за требование искупительной жертвы - теперь, когда все закончилось. Простить все, как жертва, привязанная к преступнику. И разум, совсем недавно кричавший, что перед ней - чудовище, неожиданно замолчал.

И все же она затравленно посмотрела на его, тяжело поднявшись с колен, сделала несколько неровных слабых шагов и, переступив край лодки, почти упала ему в руки. Убьет ли он ее, сотрет ли память или доверит кошмар об этой пещере на вечное хранение? Карен сказала бы: все равно. Но когда он помог ее сесть, чтобы она вновь не оказалась в озере среди мертвецов, Карен отвернулась - не видеть его, не понимать, о чем он думает, не знать, что ее ждет дальше. Готовность следовать за ним и страх, что он потребует большего, уживались в ней одновременно. Ни понять, ни объяснить этого она не могла.
- Там оказалось не то, что вы искали, верно? - тихо спросила Карен, зацепившись взглядом на весле.