Платон: "Следующее высказывание Сократа будет ложным".
Сократ: "Предыдущее высказывание Платона истинно".

Выходя из Большого Зала после обеда, Альбус Дамблдор пребывал в прекрасном расположении духа. В этот ясный апрельский день он размышлял о творожной запеканке, которую только что подавали к столу, о капризной британской погоде, одарившей обитателей Туманного Альбиона долгожданным солнечным светом, а ещё — о бесконечных парадоксах мироздания.
Парадоксами было пропитано окружающее пространство: старинные своды волшебного замка в золотистых лучах солнца, разливавшихся из огромных стрельчатых окон, напоминали уютный кукольный домик, портреты почтенных колдунов, давно покинувших бренный мир, деловито обменивались свежими новостями, а ученики, вместо того, чтобы наслаждаться в субботний полдень первым весенним теплом, с сосредоточенными лицами сновали по школе. «Скоро экзамены», — вздохнул про себя Альбус, обдумывая парадоксальность ситуации, в которой подросткам приходилось заканчивать учёбу в то самое время, когда всё живое начинает новый виток в ежегодном круговороте, — «Не мешало бы их отменить». Пробираясь по переполненным коридорам в сторону кабинета трансфигурации, он увлечённо насвистывал простенькую мелодию, а потому не сразу расслышал обращённую к нему просьбу.
И вновь о парадоксах: обернувшись на голос, когда просьба всё-таки долетела до его слуха, он заметил того, кого меньше всего ожидал увидеть. Том Риддл, с недавних пор избегавший контактов с деканом Гриффиндора, прокладывал себе дорогу среди столпившихся однокурсников с явным намерением нарушить сложившуюся традицию. Не сказать, что Дамблдор был очень рад этой встрече. Но парадокс заключался в том, что лучший ученик Хогвартса, сам того не подозревая, умел выбирать момент, когда ничто не могло помешать исполнению его планов. «Ну что же, почему бы и нет», — с весёлым смирением заключил профессор.
— Да, Том, время у меня найдётся. Чем я могу быть тебе полезен? — непринуждённо ответил Альбус, смеряя школьного старосту изучающим взглядом, в котором, однако, любопытства было больше, чем опасений. От него не укрылось показное беспокойство, с которым слизеринец оглядывался по сторонам:
— Мы можем поговорить в классе трансфигурации, если хочешь, — просто добавил он: до кабинета идти оставалось совсем немного. С этими словами Дамблдор развернулся, продолжая дорогу, и скорее почувствовал, чем увидел, как Том Риддл молча последовал за ним, зашагав сбоку. Мысли профессора возобновили прерванный ход.
По правде говоря, их отношения — подозрительного учителя и неуловимого ученика — больше всего напоминали Альбусу знаменитый парадокс о лжеце. Он был тем самым Платоном, который, предчувствуя неладное, раз за разом выносил обвинительный приговор, стараясь вывести своего Сократа на чистую воду. Но его Сократ превосходно и ловко держал лицо, не выдавая всего, что было скрыто от посторонних глаз — и обвинения оставались висеть в воздухе. И так они и ходили по кругу, словно две непримиримые противоположности, не находя ответа на извечный вопрос.
Когда шесть лет назад профессор впервые увидел Тома, ему показалось, что тёмные стороны в личности этого мальчика, невольно открывшиеся в тот день — отсутствие привязанности к кому-либо и стремление присвоить чужое — были лишь следствием несчастливого детства, и в Хогвартсе, где перед ним открывался новый и удивительный мир, его отношение к людям должно было измениться. Отмечая в новом ученике талант и жажду признания, Альбус тем не менее ждал от него совсем другой искры: хотя бы тени сопереживания тому, кто слабее, хотя бы робкой попытки достичь взаимопонимания, не основанного на поклонении или доминировании. И каждый раз происходило что-то, что заставляло его собирать свои ожидания по кусочкам, пока сомнения не проросли в холодное и уверенное недоверие.
Но главным парадоксом, конечно, было то, что пока порочный круг не был окончательно разорван, надежда заметить проблеск во взглядах Риддла не покидала Дамблдора. Должно быть, он был неправильным и слишком сентиментальным Платоном, в тайне верившим, что его утверждение в итоге окажется ложным.
С этой мыслью он толкнул тяжёлую дверь класса, жалобно заскрипевшую на петлях, и вдруг озорная идея пришла ему в голову.
— Парадокс, — усмехнулся он себе в усы, с удовольствием отмечая, что в этот великий день парадоксов их с Томом маленькое приключение не могло пойти по лучшему и одинаково непредсказуемому для обоих пути.
Пройдя по узкому проходу между партами и затормозив у высокой кафедры, за которой он обычно вёл свой предмет, Альбус обернулся и в упор посмотрел на Риддла, отрезая тому последние пути к отступлению:
— Надеюсь, Том, ты умеешь играть в волшебные шахматы?