Часы пробили ранние пять утра, когда Изабелла Лестрейндж в очередной раз измеряла шагами свою большую, просторную комнату в Малфой-мэноре. Сейчас ей, будь она приличной леди, следовало бы спать спокойно в своей постели, просматривая какой-нибудь пятый сон и свернувшись в уютный клубок - но нет. Юная леди Лестрейндж была готова к выходу. И не к выходу в свет - вряд ли в свет она когда-нибудь выйдет в таком виде. Плотные черные брюки из прочного черного хлопка, обтягивающие тощую фигуру девчонки, белоснежная рубашка под жесткий корсаж, высокие сапоги на устойчивом каблуке, черные перчатки и длинные волосы, собранные в высокий хвост. В жизни Изабеллы Лестрейндж, которая, по хорошему, сейчас вовсе должна была быть в Хогвартсе, сегодня был важный день. День, когда ее мать, Беллатрикс Лестрейндж, решила дать дочери шанс. Дать дочери показать, на что она способна.
Изабелла знала - способна она была на многое. Позади - многие часы тренировок, позади - сбитые колени и натянутые, как канаты, нервы. Малышка Лестрейндж, если можно так сказать, даже поднаторела в темной магии - в ее головке были заклятья, способные покалечить, изуродовать, убить - но все это вряд ли впечатлило бы Беллатрикс - по крайней мере, так казалось сейчас девушке. О том, каким великолепным магом была мадам Лестрейндж, ходили легенды. Ходили легенды о сотнях, о тысячах, погибших от ее руки. И кто бы знал, что дочь этой ведьмы, этого вестника Апокалипсиса, отдаст все богатства мира только за то, чтобы эта рука, дарящая смерть и муки, однажды в похвале погладила ее по щеке. Изабелла не думала и мечтать. Изабелла не смела мечтать об этом сейчас - но втайне надеялась, что матушка не сочтет ее хотя бы ничтожеством. А, может, познания и умения наследницы и вовсе ее впечатлят?
При этой мысли взгляд Изабеллы скользнул по глади зеркала, поймал собственное отражение, а губы девушки постарались растянуться в улыбке. Вышло, откровенно говоря, предельно натянуто и напряженно. Изабелла вздохнула, вставила свою волшебную палочку на законное ее место - в чехол на поясе своих брюк - и, не стесняясь раннего утра, даже не накинув ничего на себя, вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Свежесть весеннего утра, еще только-только рассветного, очень туманного, невероятно бодрила и подстегивала двигаться быстрее. Если бы принцесса сейчас видела себя со стороны, то она заметила бы румянец на своих бледных щеках - розоватые следы от скул до самого низа точеного лица. Сейчас Изабелла была болезненна, но красива. Лихорадочна, но прекрасна. Такой она была - красота последней девицы, впитавшей кровь рода Блэк.
Под ногами шуршала трава вперемешку с листьями, опавшими еще прошлой осенью - это наследница приблизилась к леску, миновав витой забор поместья Малфоев. Место встречи было оговорено заранее, и Изабелла прекрасно знала эту поляну - когда-то, когда ей было двенадцать, она убегала в чащу горячим августовским полднем, чтобы набрать земляники. Она, беспечная девочка с длинной косой, собирала в ладони маленькие ягодки, пачкала ими губы и щеки, даже не сполоснув, а потом падала в траву - и часами смотрела на небо, воображая невиданные фигуры из облаков, что проносились над нею. Сейчас на небе тоже были облака - но они заволокли небеса тяжелой грозовой махиной, и света совершенно не было видно. Все вокруг было серым и туманным, грязно-черным, неприятным, гнетущим.
Гнетущим было и молчание, в котором Изабелла Лестрейндж появилась перед сидящей на дереве матерью. Принцесса сама не заметила, как инстинктивно при леди Лестрейндж она идеально выпрямляет спину. Сейчас она стояла перед нею, словно бы солдат навытяжку. И даже не постаралась выдавить из себя улыбки - нет, это неуместно. Происходящее обещало быть просто слишком серьезным.
- Bonjour, madame.
Единственное, что срывается с губ Изабеллы. Она не закрывается - она дает матери осмотреть себя, заметить каждый изъян, найти причину для каждого упрека. Изабелла хотела быть безупречной - и в один день она станет. Только вот путь до этой безупречности будет, кажется, болезненным.

Слова матери бьют по лицу так же больно, как бьют по разгоряченной коже холодные капли дождя. Изабелле хочется свернуться в клубок и исчезнуть, раствориться где-то в этом тумане, оказаться вдалеке от этого места - на что ты вообще надеялась, девочка? На что ты надеялась, являясь пред очи самой Гончей? Что ты впечатлишь ее вот так, с порога? Нет, нет, и уйми ты дрожь в коленях, которые явно подогнулись, когда мать болезненно дернула тебя за волосы вниз. Еще немного - и рухнула бы, но удержалась, лишь ахнув, прежде чем выпрямиться снова - и снова терпеть болезненные удары слов Беллатрикс.
- Я... Я не знала. Но я запомню.
Вот все, что Изабелла Лестрейндж может прошептать, наскоро собирая волосы в высокий неаккуратный пучок. Это портило всю изящность ее внешнего вида, но волосы и правда теперь не мешались - а палочку Изабелла не планировала выпускать из рук. Она завтра же пойдет и закажет себе чехол на предплечье - непременно - но сейчас нужно было вступать в бой с тем, что есть. С теми немногими умениями, что есть. Беллатрикс даже не начала атаку сразу, не сшибла дочь с ног - значит, еще был шанс.
- Готова.
Твердо, непреклонно, не давая и повода усомниться в том, что она готова на самом деле. А внутри маленьким крольчонком свернулся дикий, нечеловеческий, животный страх. Изабелла Лестрейндж искренне боялась свою мать, и не признаться в этом было бы глупо. Она боялась ее, и Беллатрикс об этом, наверное, даже знала - иначе зачем она каждую новую встречу, даже мимолетную, лишь доказывала - ты, девочка, не ошиблась, бойся - верное решение? Изабелла боялась свою мать и боготворила ее. Изабелла боялась свою мать, боялась каждого ее движения, и сердце екало каждый раз, когда их взгляды пересекались. Она и молить не могла о милости. Она не заслужила ее! Еще не заслужила. Но когда-нибудь заслужит. И первый шаг к тому, чтобы стать своей матери достойной, она делает сейчас.
Лес вокруг, такой прекрасно знакомый раньше, сейчас казался чужим и пугающим. Изабелла, отходя от места, где только что стояла с матерью лицом к лицу, считала свои мерные шаги по траве, по размокшей земле, по листьям. Земля липла к каблукам сапог, листья шуршали, где-то вдалеке крикнула птица - Изабелла поняла, что замечает это автоматически - кажется, маленький боец внутри нее приготовился к броску, и все чувства были накалены до самого предела.
Развернуться на каблуках. Поклониться. Вскинуть палочку.
В голове был огромный ворох мыслей - а теперь, в эту секунду, настала абсолютная тишина. Разум только равнодушно перебирал заклинания, которые можно было бы использовать сейчас - чтобы начать эту импровизированную дуэль, в которой Изабелла, говоря откровенно, даже не была уверена, что выживет. Это ведь Беллатрикс Лестрейндж. Что ей стоит убить букашку - собственную дочь? Это ведь не полноценная магическая дуэль. Тут нет оговоренных правил, тут нет секундантов, тут нет договоренностей - если Беллатрикс захочет, то она убьет слизеринку, и вряд ли что-то дрогнет внутри этой безумной женщины.
Изабелла сглотнула подступивший к горлу ком. В конце концов, такая смерть будет не самой бесполезной.
Носок одной ноги вперед - почти танцевальная позиция, не будь так сосредоточено и напряжено все тело. Резкий выпад и вскрик:
- Optunio!
Вспышка света, вырвавшаяся из палочки, материализовала в воздухе небольшую стайку мелких птичек - впрочем, назвать это стайкой язык не поворачивался - их было, кажется, трое - слишком, слишком нерасторопны они были, приближаясь к Беллатрикс, когда Изабелла, ругая себя на все лады, следила за каждым движением этих птах, которые, по-хорошему, должны бы быть хищниками - но заклинание вышло у нее из рук вон плохо.

Движения Беллатрикс были молниеносны, сама она - прекрасна, как лесная дриада, как смертельно опасная дриада. Каждое ее движение зачаровывает, за каждым движением Беллатрикс ее дочь следит пристально, с максимальной концентрацией внимания - кажется, они на расстоянии нескольких метров, но воспаленное сознание слизеринки говорит ей о том, что она может слышать даже темп дыхания матери. Поразительно спокойный ритм - в противовес тому, как короткими отрывками дышала пташка.
Разумеется, атака Изабеллы потерпела поражение - кто бы мог сомневаться? Несчастные птицы рухнули к ногам Беллатрикс и растворились в пыль через пару секунд - то ли слабы были сами по себе, то ли их добил мощный щит, что поставила женщина. Теперь был ход Беллатрикс. Изабелла снова приняла позицию наблюдателя - следить за каждым движением матери, за каждым пассом ее палочки. Лестрейндж почувствовала разливающееся по руке тепло раньше, чем успела среагировать - да, она поставила щит, но он тут же рухнул мерцающей пылью в прелую листву - у наследницы дома Лестрейндж загорелся рукав белоснежной рубашки, а вместе с ним - и кожа на руке налилась болезненной краснотой и волдырями. Изабелла даже вскрикнула, не позволив себе упасть на колени. Боль была сильной, на месте ожога раздулись волдыри - несколько омерзительных волдырей с мутноватой водой внутри - и Изабелла шипела от боли, когда прекращала действие заклинания. Контрзаклятья она шептала, она шипела из последних сил - боль закончилась в один момент, и Изабелла только тогда осознала, что она все же упала на одно колено. Мерзкая промозглая земля хлюпнула под подошвой ее сапог, когда девочка резким рывком снова поднялась на ноги. Рукав рубашки обгорел до локтя, кожа нещадно саднила, но Изабелле было на это, по большей части, плевать - она перебирала в своей голове заклятья, которые могла бы использовать сейчас. Нужно что-то простое, что-то, что не потребует недюжинных сил, но что-то действенное, что-то, что по силе своей и необычности применения могло бы впечатлить Беллатрикс. Изабелла не может придумать ничего, мысли в ее голове напоминают стаю копошащихся червей, и она встряхивает головой, только чтобы отогнать эти мысли прочь. Прочь, летите прочь с ветром! Сейчас вы - не то, что нужно. Нужно другое. Нужна максимальная сосредоточенность. Изабелла чуть пригибается и делает выпад вперед:
- Экспеллиармус!
Заклятье достигает цели и пробивается через щит Беллатрикс, что успела среагировать, но, как и дочь полминуты ранее - слишком поздно. И заклинание снова выходит слабым - впрочем, на это Изабелла не обращает внимания - не успевает - она тут же бросает следующее:
- Ступефай!

Это было так быстро. Так быстро - словно в мгновение ока где-то перед глазами мелькнула молния, а потом, в одну долю секунды, весь мир рухнул звенящими осколками к твоим ногам. Изабелла не понимала, что произошло. Просто в какой-то момент она ощутила, что ее тело больше ей не принадлежит. В какой-то момент она ощутила, что не может контролировать дыхание, не может уследить за темпом, в котором вздымается и опускается ее грудь в попытках ухватить чуть больше воздуха. Она не ощутила холода земли, на которую упала, она не ощутила, как больно ударилась головою о скрытый листвой камень - нет. Все, что ощущала Изабелла - это боль. Бесконечная, нечеловеческая боль, которая рвалась не извне - она не была следствием удара о камень и не была вызвана больно впившейся в кожу веткой - нет, эта боль рвалась изнутри, эта боль была сейчас единственным, из чего состояла Изабелла, эта боль была ее сутью, ее существом, ею.
Лестрейндж не осознавала происходящего, не осознавала себя - девочка поняла, что она кричит - нет, она воет, как раненное животное - только тогда, когда Беллатрикс, видимо, сняла заклятье - и этот крик, что вырывался изо рта Изабеллы, был настолько громким, что девочка была готова поклясться - в этом крике она сорвала голос. Болела каждая клеточка тела. Нещадно ныли все мышцы, болела голова, было больно даже дышать и открыть глаза - что уж говорить о большем. На глаза навернулись слезы - Изабелла не отдавала себе отчета и плакала, не в силах выдержать эту боль - и при том понимая, что эта боль ждет ее снова и снова - не последний раз и, наверное, для Беллатрикс Круциатус - это такая мелочь. Но даже такая мелочь сейчас убила даже самые зачатки веры Изабеллы в себя.
Она была растоптана и уничтожена. От нее не осталось ничего - ни от мнимой самоуверенности, с которой она шла на поле битвы, ни от какой-либо вовсе уверенности в себе, которая еще была, когда она впервые занесла палочку, готовясь атаковать Беллатрикс - от всего этого не осталось и следа - осталось только ощущение собственной ничтожности, помноженное на осознание того, что ты, девочка, не стоишь вообще ничего.
И слова Беллатрикс слишком больно бьют по больному, подтверждая все те мысли, что были в голове ее наследницы. Натяжение волос в ее руке лишь добавило болезненных ощущений - Изабелла и правда ощутила, что готова потерять сознание - но в ту же секунду Беллатрикс умело подхватила исчезающий разум дочери Эннервейтом, и это было единственной причиной, почему принцесса не рухнула окончательно оземь, теряя любые остатки своего достоинства.
Затошнило. Затошнило явственно и очевидно - кажется, что цвет лица девочки моментально изменился, став из белоснежного - болезненно-зеленым. Изабелла видит лицо матери, но не четко - контуры расплываются, зрение отказывается фокусироваться на лице, которое так рядом - а хочется заглянуть в глаза, в глубине души где-то хочется попросить о снисхождении - но она не смеет, потому что знает, что слова слабости не найдут отклика в душе Беллатрикс - не найдут, и ответом она получит лишь надменное фырканье и снова - боль. Потому Принцесса не реагирует на тираду Беллатрикс о слабости ее наследницы - пусть лучше так, пусть презирает сейчас, потому что потом Изабелла сможет доказать, научиться и стать лучше. Она верила, что сможет, потому что всегда добивалась поставленных целей. Только вот к этой цели не знала, как подступиться.
Сознание все-таки покидает ее на долгие несколько секунд - как раз тогда, когда мать целует ее - очнувшаяся Лестрейндж отвечает на прикосновения губ нерешительно и слабо лишь в самом конце - а потом замирает почти бездыханным телом на руках матери, лишь обхватив ее слабо руками. Их первая тренировка закончилась провалом - этого следовало ожидать. Своей слабости следовало ожидать.
Тихо Белла говорит Беллатрикс, как дойти до ее комнаты и, только оказавшись в своих покоях, немного успокаивает дрожь, что крупно било все тело. Она просит мать опустить ее на кровать, и тут же на кровати садится - плевать на то, что одежда, испачканная в весенней грязи, испортит белоснежное постельное белье - плевать, Лестрейндж просто хочет пить - и стакан воды, что стоит на столике, Изабелла выпивает жадными глотками, практически давясь этой водой - как будто бы шанса на глоток воды у нее в жизни больше не будет никогда. Отставляет стакан. Ложится на кровать с легким стоном боли - и молчит.
Потому что ей, уничтоженной своим позором, просто нечего сказать.