На площади Гриммо сегодня тихо. Так тихо, что барабанные перепонки готовы разорваться от нагнетающей тишины. И это отвратительное чувство.

А ещё – здесь пусто. После смерти Сириуса в доме почти никто не бывает. Для Ордена – опасно. Для друзей Блэка – тяжело. Для всех друзей, кроме одного.

Ремус Люпин уже отвык от одиночества, но теперь, кажется, придётся привыкать к нему снова. Стоя в тёмной гостиной, мужчина, не отрываясь, смотрел в окно, ничего при этом не видя. Тяжёлые шторы слегка приподнимались от ветра, задевали мантию оборотня и снова опускались, приникая с шелестом к стене.

Совсем скоро Орден окончательно покинет бывшее убежище. Теперь даже старый домовик не появляется здесь, просто пропал. Хотя, кто знает, может, он прячется и ждёт, когда эти людишки освободят дом благороднейшего и древнейшего рода. Теперь штабом негласно стала Нора. Именно там проходили собрания, туда возвращались члены Ордена после дежурств, туда собирались отправить Гарри.

Но Лунатик не мог пойти к Уизли сейчас. Он не мог смотреть им в глаза и видеть сочувствующие взгляды. Ему не хотелось замечать, как люди замолкают, стоит ему появиться достаточно близко. Ему не хотелось жалости. Только покоя или, например, работы. Настолько много работы, чтобы времени для душевных терзаний просто не оставалось. 

Но работы, как таковой, не было. Дамблдор намекал о деле, которое хочет поручить Люпину, но пока, по словам директора, было слишком рано. Пожиратели и Тёмный лорд на время утихли – готовят новые планы по захвату власти, иначе и быть не может. И пока Министерство печатает смешные брошюрки, такие как «обезопасьте свою семью!», «распознайте империус вовремя!» или «что делать, если на вас напали инферналы», Волдеморт успешно проворачивает свои дела и вербует новых сторонников.

Кто бы мог подумать! Второй раз на одни и те же грабли! Ничему Первая Магическая война не научила Британию. Они потеряли целый год, а ведь год в войне может многое поменять. Всё поменять.

Но Люпин понимал, что тут он совершенно бессилен. Он не может никак повлиять на Министерство и министра. Зато на свою жизнь, должно быть, может. Поэтому из его головы не выходила Нимфадора. Такая весёлая, такая яркая… Она успела запасть оборотню в душу. А ведь он даже не навестил её в больнице, куда она попала после битвы в Отделе тайн.
Нехорошо вышло.

Тишину, а вместе с ней и раздумья Люпина, прервал звук шагов. Скорее по привычке. нежели от тревоги или страха, Ремус достал палочку. Теперь это место почти не защищено. Всякое может быть.

Отредактировано Remus Lupin (2016-07-28 17:24:05)

Нервы Ремуса были совершенно уничтожены. Хотя, как тут иначе? Война. Уже вторая по счёту. Тут, хочешь не хочешь, а будешь прислушиваться в Аластогу и его «постоянной бдительности».

Должно быть именно поэтому Люпин не сразу понял, что нужно опустить палочку. Он с минуту смотрел на Нимфадору, которая стояла напротив, но не понимал, что ему сейчас делать. по-хорошему, по всем правилам и нормам, нужно было проверить Тонкс каким-то вопросом. В конце концов, дом Блэков теперь невесть кому принадлежит, и, как сказал Дамблдор, может представлять угрозу.
Но Лунатик ничего не желает делать и просто опускает палочку, выдыхая и печально улыбаясь.

Ремусу всё равно, Пожиратель перед ним или нет. Он в любом случае узнает эту девочку, а Нимфадора, в сравнении с ним, именно девочка. Юная, весёлая и такая живая. Даже сейчас Тонкс смотрится на фоне станинного интерьера и старинного Люпина так живо, так неуместно и дисгармонично, что просто диву даёшься.

- Здравствуй, Нимфадора, - тихо проговаривает Люпин, поворачиваясь к окну и отдёргивая тяжёлые шторы, дабы впустить в помещение больше света. Оборотень знает, что Тонкс не любит своё имя, но ничего не может с собой поделать. Ему нравится это имя, и ему, где-то в глубине души, как истинному мародёру, нравится её реакция.

- Не думал, что встречу здесь кого-нибудь. Грозный Глаз говорил, что сюда никто не приходит.
Люпин вовремя понял, что он несёт, и тут же поспешил исправиться.

- То есть, я рад тебя видеть, и… - повернуться в девушке, всё же, пришлось. разговаривать, стоя к человеку спиной – некультурно. – Прости, что не навестил в больнице.

Он хотел сказать что-то ещё. Что-то о не лучшем состоянии для визитов к больным друзьям, что-то о делах Ордена, что-то… да, просто, что-то! Но мужчина не успел. Тонкс начала первая.

- Поговорить?
Эта фраза Люпину никогда не нравилась. Именно так начинали мародёры, когда узнали, что Ремус – оборотень. Так начинал Дамблдор, приглашая на работу в Хогвартс, так начинал даже Снейп, приходящий в кабинет ЗОТИ во время работы Люпина в школе, когда хотел пожаловаться на Гарри.

- Да, конечно, давай поговорим.

«Не бежать же мне отсюда, верно?»

- Ты не будешь против чая? Разговаривать с чаем всегда уютнее.

«Правильно, оттягивай момент. Максимально оттягивай!»

Ремус сделал вид, что услышал, стараясь не думать о том, что всё равно с его губ будет срываться её полное имя. Вовсе не потому, что он желает её разозлить, а потому… самому бы знать, почему. Но «Дора» тоже звучало довольно неплохо. Так и хотелось смягчить это имя до умилительного детского прозвища.

В какой-то момент Ремус инстинктивно дёрнулся. Нервы сдавали, и мужчина ничего не мог с этим поделать. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять – безопасность. Точно. Он не проверил Тонкс, когда та вошла. А был ли смысл? Сейчас Люпин вообще ни в чём не видел смысла. Но Нимфадора сама со всем разобралась. Даже забавно. Девушка, которая не так давно закончила школу, а в Ордене была и вовсе около года, оказалась сейчас более разумной, чем опытный взрослый мужчина, прошедший войну. От этих мыслей Люпину стало ещё хуже. В завершении всего он почувствовал себя ещё и бесполезным.

Ремус молчал, а Тонкс продолжала говорить. В общем, чему он удивляется? Разве не так было всегда? Он вёл себя так сколько он себя помнил. Ремус молчал и слушал, а другие говорили и находили в нём того, кому можно всё рассказать. И Люпин вовсе не был против такого положения дел. Он любил и умел слушать, а ещё – это избавляло его от необходимости рассказывать о себе.

И всё же Люпин был рад, что с Дорой всё хорошо. Чувство вины давило на грудь, не позволяя свободно дышать. Он так ушёл в себя, что забыл обо всём. забыл о Гарри, которому тоже сейчас очень плохо, забыл об Ордене, которому нужен, забыл о Тонкс, которая пострадала в этой треклятой битве, от сумасшедшей Пожирательницы смерти. И почему пострадала она? Почему не он?

- Должно быть, у тебя прекрасный папа, - хрипло выговорил Ремус, попытавшись улыбнуться. Всё, что Люпин знал об отце Нимфадора – имя. Тед Тонкс. Ещё он знал, что тот добродушен и неряшлив. В голове Лунатика рисовался весьма безобидный и дружелюбный образ этого человека. Но что бы он сказал, если бы узнал, что его дочь начала встречаться с оборотнем? Вряд ли остался бы таким же доброжелательным.

«Без чая» - прозвучало грозно, и Люпин внутренне сжался, как раненный зверь, загнанный в угол.

И тут Тонкс просто прижалась к нему, будто Ремус был единственным живым существом, способным ей помочь. Она была похожа на маленькую девочку, обиженную на мир. Тяжело вздохнув, Люпин смотрел на Тонкс сверху вниз, стараясь не думать о её умилительно небольшом росте. И несмотря на все вопли разума, Люпин не смог её оттолкнуть. Он понимал, что нельзя. Нельзя подпускать её к себе так близко! Но ничего не мог с собой поделать.

Зверь где-то глубоко внутри тихо заскулил, чувствуя непривычную теплоту чужих рук, и скрылся во тьме подсознания, свернувшись калачиком.  Никогда ещё Ремус не чувствовал себя беспомощным настолько, чтобы не сметь сделать шаг назад.

- Дора, прошу, - с болью в голосе проговорил он, мягко обнимая девушку за плечи, проводя рукой по её волосам. Но каждое движение сейчас причиняли боль. – Я прошу тебя, не надо.

О чём он просит, ему и самому было непонятно. Он так не хотел, чтобы она уходила, чтобы она просто выпустила его из своих рук, но в то же время он испуганно, панически искал возможность сбежать.

- Я не могу, Тонкс, я не могу… Я очень опасен, я для тебя опасен, - шептал он, закрыв глаза, чтобы не видеть её глаз. Под её взглядом он просто не сможет сказать то, что должен. – Мы не можем. Я не могу. Ты заслуживаешь человека более здорового, более… обеспеченного. Ты заслуживаешь большего, Дора. Не меня. Не старого бедного оборотня. Прости меня. Нам просто нельзя…

Каждое слово Тонкс отдавалось болью в его голове и сердце. Нимфадора – последний человек, которому Ремус хотел бы навредить. И Люпин не допустит, чтобы та пострадала от его когтей и клыков. Она ведь ещё совсем молода, она просто не понимает, что говорит! Ремус был в этом уверен. Он был точно уверен, что девушка рано или поздно осознает всю абсурдность своих чувств. Нельзя любить чудовище.

- Нельзя любить чудовище, - озвучил Ремус свои мысли, чувствуя, как стискивает грудь, не позволяя свободно дышать, какая-то неведомая сила.

Люпин понимал, что ему нужно уйти. Немедленно. Ещё чуть-чуть – и он просто сдастся, растает, прогнётся под напором Нимфадоры. И он бы хотел, очень хотел бы просто взять и сдаться. Просто обнимать её, ни о чём не думая. Он только этого и хотел. Но Ремус не мог даже мечтать. Всё, что сможет сделать Лунатик – разрушить жизнь бедной девочки, уничтожить в ней всё, что есть, навести на неё презрение и ненависть окружающих. Никто не примет их союз. И Ремус привык к осуждению, к шёпоту за спиной, к колким замечаниям и ненависти. Но мужчина не хотел, чтобы и Тонкс к этому привыкала. Она заслуживает счастливой жизни, а не постоянного изгнания.

- Да, я борюсь всю жизнь! – не выдержал, наконец, Люпин, крепко сжав плечи девушки. – Я борюсь, снова и снова, каждый час, каждый миг! Но рано или поздно я просто устану, или проиграю, или сломаюсь… Да что угодно, Дора! – воскликнул Люпин, тяжело дыша.

- Я не могу обеспечить твою безопасность, я тебя от самого себя защитить не могу, и как я смогу защищать тебя от других? Я чудовище, я могу убить и не вспомнить, а зелья может не быть. Когда-нибудь зелье закончится, или цепь в подвале просто не выдержит напора зверя, и что тогда? Я не хочу проснуться утром и увидеть, что просто растерзал тебя.

Люпин сделал шаг назад, и это далось ему с огромным трудом. Запустив пальцы в волосы, поседевшие, казалось, ещё сильнее, Ремус помотал головой.

- Я не хочу, чтобы ты жила в страхе, Дора, я не могу испортить твою жизнь, - тихо проговорил Люпин, всплеснув руками. – Ты замечательная, ты, наверное, лучшая девушка, которую я вообще когда-либо встречал. И всё было бы гораздо проще, если бы ты была мне безразлична. Но сейчас я… - Люпин осёкся, не представляя, что хотел сказать.

- Я не могу просто взять и уйти теперь, - Ремус говорил всё тише, силы в голове не осталось вовсе. – Но и остаться я не могу. Это неправильно.

Люпин вновь внимательно посмотрел на девушку, хмурясь.

Ремус привык ко всему. Ко всему, кроме подобного. Он мог стерпеть боль, унижения, отвержение, игнорирование, страдания, ненависть – всё, что угодно, но не ласку, не любовь, не близкое счастье, от которого Люпин привык шарахаться так, словно но несло в себе самую страшную опасность из всех существующих. Хотя, так оно и было. Круциатус можно пережить или, в крайнем случае, сойти с ума и утратить связь с реальностью, ссадины и синяки заживут и сойдут с тела, оставив, в худшем случае, неровный шрам. Но разбившееся счастье, которое не починить никаким Репаро, ударит по тебе так сильно, что встать снова на ноги покажется почти невозможным подвигом. А, например, потеря любимого человека и вовсе убьёт тебя.

Именно поэтому Люпин избегал любви, избегал столь шаткого и ненадёжного счастья. Он ведь всё это потеряет, рано или поздно, через день, неделю или год. И разве стоит это разрушенной жизни другого? Да, если Люпин останется с Тонкс, он, возможно, будет счастливее, чем когда-либо. Но он сделает несчастной эту девушку, которая сейчас так самоотверженно вкладывает в поцелуй то, что Ремус не имеет права принять.

Люпин понимает это, понимает головой, но тело слушаться отказывается. Он зачем-то отвечает на поцелуй. прикосновение тёплых губ Нимфадоры кажется ему пыткой, и вовсе не потому, что оборотню это не нравится. Напротив, он не хотел бы это прерывать. Но каждая секунда этого горячего прикосновения будто пронзает сердце Ремуса раскалённым клинком. И он должен сейчас отстраниться. Иначе было нельзя.

Последний раз коснувшись щеки Тонкс пальцами, Люпин мягко высвободился из её рук, внимательно разглядывая, стараясь запомнить каждый изгиб, каждый штрих, каждую деталь. Кто знает, что случится потом? Сейчас никто не уверен даже в том, что доживёт до завтра. Вдруг и им жить осталось не так уж и много. И если уж Люпину суждено было погибнуть в ближайшее время, он предпочёл бы помнить Нимфадору, помнить её лицо так чётко, как это только возможно.

- Прости меня, Дора, - проговорил он, сделав шаг назад. Руки Тонкс соскользнули с его мантии.

Ещё один шаг дался сложнее, будто бы нечто, пришитое к его телу, медленно отрывалось, оставляя огромную кровоточащую рану.

И снова шаг, и Люпин больше не может смотреть на Тонкс. Он на ощупь хватает горсть летучего пороха и бросает его в камин за своей спиной.

- Косой Переулок, - изумрудное пламя взметнулось в камине, охватывая тело Ремуса и унося его в горячей круговерти далеко от Гриммо,12. Люпин видит Нимфадору за стеной зелёного пламени, и хотя он может больше никогда не услышать её голос, в глубине души Люпин очень надеется, что сейчас он совершил ошибку, и всё ещё может быть хорошо.