Рождественское утро. Луна просыпается, как обычно, свернувшись в комочек посреди своей постели, в гнезде из собственного одеяла, но при этом не укрытая ни на квадратный миллиметр своего тела. В башне тепло, в спальне тоже тепло, и она предпочитает строить вокруг себя мягкое гнездо, а не укрываться с головой. Тем более что спит она в мягкой и уютной пижамке любимого лилового цвета, которой уже года два точно, и из которой она за это время не выросла ни на долю дюйма. Папа смеется, что его девочка останется такой же маленькой на всю жизнь. Она смешливо дует губки в ответ — ей и не хочется расти выше. Ей не хотелось бы и взрослеть — да что толку от ее желаний? Мало ли чего хотят люди в своих жизнях? Из этих желаний  сбывается так мало…
Она решила остаться в Хогвартсе на Рождество. Папа рванул куда-то в Америку, и она была за него безумно рада — может, он даже найдет какое-нибудь редкое животное и напишет о нем в Придире? Сама же она собиралась провести каникулы тут. Может, получится встретиться с друзьями. Может, поиграть с кем-нибудь в снежки. Может… да мало ли что? Сегодня, в конце концов, Рождество. Она могла бы попеть колядки с доспехами в коридорах и выпить по чашке грога с товарищами, а потом идти обратно в гостиную, абсолютно не обращая внимания на то, где там повешена омела -  все равно никого не интересовало, под ней она или нет, все равно никто бы не поцеловал ее. Она и не просила — было много интересного и без поцелуев. Очень много интересного, если на то пошло. Например, надо было посмотреть, что ей подарили — ведь не может так быть, чтобы она осталась без подарка, хотя бы папа да должен был что-то прислать! Сама она еще летом решила, что подарит ему и даже приготовила это — толстые теплые носки и варежки. Он всегда жаловался, что у него мерзнут ноги и руки, когда он ходит куда-то, что ж, теперь он, наверное, будет рад…
Стук в окно привлек ее внимание, и, потянувшись к нему, открыв его и впустив в комнату вихрь холодного воздуха и несколько снежинок — Мерлин, снежинки! - Луна втянула в комнату полузамерзшую Пандору, которую тут же обняла, согревая. Сова ласково щипнула ее за кончик носа, а затем почти недовольно выпросталась из ее объятий и взлетела на верхушку своей клетки, попутно стащив со стола лакричную конфетку. Улыбнувшись, девушка взяла со стола рядом с клеткой свою расческу и принялась распутывать светлые пряди. Волосы уже достигали бедер — наверное, надо будет их состричь… или нет. Нет, определенно. Остается надеяться, что кто-нибудь решил подарить ей заколку. Потому что она собирается отращивать эту копну. Папа говорил, она очень похожа на маму, разве что та была темноволосой. Ну, может быть, как-нибудь она и попробует сделать свои волосы темнее… Ей хотелось быть похожей на маму. Если честно, этого ей хотелось чуть ли не больше всего в жизни. Но сейчас она не хотела об этом думать, чтобы не начинать грустить. Чтобы не отвлекаться от сказочной атмосферы Рождества.
Светлые локоны рассыпались по плечам, когда Луна отложила, наконец, расческу и выбежала из комнаты. Не переодевшись — ну и что? Как будто это не было нормальным, что ученики выбегают за своими подарками в пижамах. Как-то раз она увидела Мариэтту в розовенькой пижаме с милыми зайчатами, и та долго злилась на нее, что она вышла в гостиную «в такое неподходящее время». Лично ей эти зайчата очень понравились, но мало ли что там на уме у других людей? Но сейчас гостиная была пуста, и она спокойно смогла найти кучку со своими подарками и даже устроиться в кресле, чтобы распаковать их, один за одним, неторопливо. Наслаждаясь этими эмоциями — предвкушением и счастьем.