[NIC]Joy Reed[/NIC][AVA]http://se.uploads.ru/MlfQp.png[/AVA] Джой откидывает волосы с лица, и крепче пережимает волшебную палочку.
К шестому дню стажировки она стала слушаться ее почти беспрекословно: на тренировках Рид не боялась отпустить контроль и использовать свои резервы в полную силу, и оставалось только отточить мастерство, загубленное отсутствием на протяжении последних шести-семи лети хорошего преподавателя. Или просто преподавателя, который бы тратил время только на Джой.
Она разминает мышцы, которые не перестают болеть все это время с начала занятий, оправляет футболку, не прикрывающую ее красноречивые татуировки, но сегодня ей и не нужно ничего прятать - сегодня у нее тренировка с тем, кто знает ее от и до.

Джой лениво потягивается в ожидании, заглядывается на собственное отражение в зеркале, обрамляющем весь тренировочный зал по периметру: она еще долго будет привыкать к себе. К такой себе.
Дверь, приоткрывшись, отражается ровно позади нее, и Джой сосредоточено следит за тем, как Робардс, заходя, запирает ее за собой и еще облагораживает всевозможными предостерегающими чарами. Будто кто-то в Аврорате рискнет его побеспокоить, когда он занят.

За это время Джой уловила, что Робардса в Аврорате не слишком любят, но подчиняются, потому что он умен и хороший боец. Потому что прошел вместе с вполовину уже выбывшим эшелоном первую войну. Потому что на хорошем счету у Министра. Ему, конечно, и язвят, с ним, конечно, и спорят, но какими еще могут быть рабочие отношения? Джой пожимает плечами собственным мыслям, и не оборачиваясь, спрашивает у Робардса:
- С чего начнем?
Она все так же смотрит на его приближающееся в зеркале отражение и ловит себя на том, что улыбается.

Отредактировано Karen Gauthier (2017-01-23 20:26:56)

- Патронуса?
Джой кажется, что она ослышалась. Джой не хочется вылезать из своей второй кожи сейчас, и она отрицательно мотает головой - нет, не согласна. Но потом, под строгим взглядом Робардса, неохотно уступает.
Она вообще привыкла ему уступать.
- Как скажешь.
Джой тяжело вздыхает, обреченно смотрит на себя и разворачивается к Гавейну: на лице ее ни капли былой несерьезности или наносной веселости. Джой разворачивается к Гавейну Карен Готье.

Она не снимает чар, но им этого и не нужно: достаточно ее согласия поработать с собственным прошлом, чтобы выловить из него крупицы счастья и воссоздать из них собственного защитника. Или же собственную светлую сущность, если такая в ней есть, если осталась после убийства.
Карен неловко поводит плечом, обводит палочкой круг, оставляя голубоватый отблеск в воздухе. Вынимает сигарету, закуривает.
- Хорошо. В теории я знакома с тем, что это такое.
Она еще раз ведет палочкой и, вынув сигарету изо рта, сосредотачивается.
- Expecto Patronum, - слабоватый светлый дым клубится вокруг палочки словно снег и также быстро тает. Готье пожимает плечами, внимательно смотрит на Робардса: - Как там надо выбирать воспоминания?

На этот раз она пыталась думать о Драко. Но все воспоминания, связанные с ним, были переплетены невероятной болью, перекрывающей, как оказалось, счастье. Понимать это было тяжело, но необходимо, и Карен, заправив прядь волос за ухо, решила временно отвлечься:
- Кстати, я все хотела спросить про Портера, который за тобой таскается в качестве напарника. Кто он такой? Больше похож на местного, но в личном деле указано обратное.
Улыбается и сдерживается, хотя хочет добавить: твоя работа?

- Это не смерть. Это... - он и сам знает, что это, поэтому Карен не договаривает. Ее передергивает, стоит ей только представить в воображении дементора, и она с радостью вновь заговаривает о Портере, несмотря на то, что Робардсу не нравится ее интерес.
- Семья из Пожирателей? Хорошая подсказка, знаешь ли. Осталось узнать, у кого есть тридцатилетний или, сколько ему там, сын. Точнее, был, - отвечает она Робардсу, бравируя своей догадливостью. Может быть, в другой жизни из нее бы вышел хороший следователь. Даже жаль, что никогда не выйдет.
Она втягивает носом дым сигареты, затягивается глубоко, закрыв глаза от наслаждения, и вслушивается в мерную речь Гавейна.
Забавно. Выходит, что воспоминание она выбрала все-таки верное, но, ежели оно не подходит, значит, недостаточно сильное? Значит есть что-то, что для нее в разы важнее?
В это трудно поверить. Но Готье верит. Верит и ищет еще.

Она как четки перебирает воспоминания об отце. Но в них нет радости, в них нет счастья - есть всепоглощающий страх и обжигающая недетская любовь, больше напоминающая одержимость. Она пробует еще раз, как ей велит Робардс, и дыма из серебра становится гораздо больше, но он все еще не оборачивается в форму.
Сил на подобие патронуса уходит довольно много. Карен недовольно смотрит на Гавейна, рассевшегося посреди тренировочной зала, и едва сдерживается от порыва Ступефаем подбить его стул.
Нет, отец вызывает в ней слишком много темноты. Даже одной мысли о нем достаточно.

Карен качает головой и закрывает глаза еще раз. Прокручивает киноленту в голове далеко назад и, начиная оттуда, идет по порядку.
Страх. В ее жизни всегда был только страх.

Страх и ненависть. К матери, к брату, к Робардсу, к отцу. В этих чувствах так темно, что она боится заблудиться, и усилием воли заставляет себя пойти дальше.
Дальше - чувство вины.

Она движется по склону вверх, находя все больше светлых нот, будто ее жизнь стала окрашиваться в них только после того, как в нее ворвались неприятности, дошла вновь до Малфоя и остановилась.
На этот раз из палочки не вырвалось даже снопа искр.
Ей нужно что-то еще. Кто-то другой.

Карен в притворном ужасе прикрывает рот ладонью:
- Еще одним?
Определенно, страшнее не придумаешь.

Следующий взгляд, который она кидает на Робардса - разъяренный. Он не имеет права спрашивать у нее этого, и если он затеял всю эту игру с патронусом ради того, чтобы выяснить, что как и к кому она чувствует, то ей стоит в самом деле съехать к маггловской тетке Джой. А еще лучше - сдаться Темному Лорду. На милость победителю, так сказать.
Но Робардс почти сразу исправляется. Карен недовольно сверлит его взглядом, и все же находит в его словах рациональное зерно.
Думает, прикидывает, поддается захлестывающей волне памяти.
Не очевидное. Совсем не очевидное воспоминание. Может быть, такого и нет?

Она ищет упрямо, перебирая по мелочи даже тех, с кем не была знакома достаточно близко, и только в последнюю очередь задумывается о самом Робардсе, который следит за ней с серьезностью воспитателя.
Она его ненавидела. Ненавидела и боялась. Совершенно точно.

А сейчас?
Карен раздраженно трет пальцами переносицу. Ей совсем не хочется думать, что сейчас между ними что-то кардинально изменилось, хотя это "кардинально" и так явно просвечивает сквозь несколько обстоятельств.
- Будь добр, не смотри на меня так, - огрызается она и, отвернувшись, вновь украдкой поглядывает на него через зеркало.
Неправильные черты, морщины, выдающие возраст больше, чем легкая проседь у виска, отвратительный характер.
Она всегда только злится на него, только бунтует, ожидая очередной снисходительной реакции.

Карен перелистывает календарь памяти на май и, поджав губы, чтобы случайно не улыбнуться и не выдать своего расположения, вспоминает о коротких периодах перемирий.
Оборачивается, взмахивает палочкой, и едва не плачет от обиды, когда не успевает разглядеть легкую мерцающую форму - слабую, обессилившую и погасшую сразу же, как только она открыла глаза:
- Что это было? - сдавленно спрашивает Готье.

- Волк? - удивленно переспрашивает Готье, приподнимая бровь.
- В моей предыдущей палочке сердцевиной была волчья шерсть, - говорит она озадаченно и добавляет: - Но обычно это никак не связано. Иначе все бы тут скакали единорогами, пели песни феникса или палили огнем дракона. В вашей чертовой Англии никакого разнообразия нет.
Ей не нравится, как на нее смотрит Робардс: будто бы узрел приведение. Еще больше ей не нравится этот его неуверенный ответ.
Она устала, но храбрится и произносит:
- Дай-ка я попробую еще.
Карен чувствует, верно чувствует, и картинка почти сразу встает перед глазами отдельными штрихами: вот она смеется над какой-то шуткой и опрокидывает стакан с соком себе на платье, вот - ладонью сглаживает седину, вот - рыщет мутным от лихорадки взглядом и срисовывает чужой силуэт у своей постели.

Заклинание срывается с палочки почти случайно. Вместо дымки в воздухе появляется крепкое серебристое тело койота, который сразу же сворачивается клубком у ног хозяйки, и внимательным немигающим взглядом следит за Робардсом, будто бы готовый вскинуться в случае атаки.
Карен смотрит на койота почти растерянно, но потом улыбается непривычной и расслабленной улыбкой, переводит взгляд с койота на Робардса, говорит:
- Волк. Точнее, койот.
Взгляд у Гавейна загнанный, и Карен, смекнув, в чем может быть дело, требует:
- Покажи своего.

- Смогу, - уверенно отвечает Готье и тут же качает головой.
Он покажет ей своего патронуса или им предстоит долгое выяснение отношений на почве стародавних обид. Она не сомневается, что добьется своего. Она даже знает, на что давить.

Карен встряхивает волосами, коротко дергает плечом и заявляет:
- Ты покажешь, - молчит совсем немного и предлагает условия: - А я обещаю ничего не разнюхивать о Портере. Безо всяких Непреложных обетов, под мое честное слово и под твое безграничное доверие. Согласен?
Она дематериализует стул, когда он отходит от него на пару шагов, и на пол вместо него падает маггловский фунт.
Карен подзывает монету к себе и спрашивает:
- Орел или решка?
Так ему будет легче. Он же игрок.

Отредактировано Karen Gauthier (2017-01-25 00:56:32)