В этой комнате пахло тяжелым темным деревом, немного - корицей и ладаном, где-то на заднем плане - лилиями и розами. Траурными темными розами, розами большой охапкой и с острыми шипами, розами, которые кладут на могилу, которые никогда не возьмут в руки, а если и возьмут - то острые шипы рассекут руку, что посмела прикоснуться к их неугасающему над мраком смерти великолепию. Тут пахло пылью старых театральных занавесей, тут почти не было света и было тяжело дышать. Но захватило дух у Изабеллы не от этого.
В какой-то момент малышка совершенно забыла, как это - дышать. Воздух не набирался в легкие, воздух не вдыхался, его как будто бы не было. Закружилась нещадно болящая голова, земля, казалось бы, совершенно уходит из-под ног - это было ощущение полной ирреальности, крайнего волнения, безумного тремора в коленях, в кончиках пальцев, ощущение пробежавшего по телу огромного табуна маленьких-маленьких мурашек - эти ощущения накрыли с головой Изабеллу Лестрейндж впервые, впервые за пятнадцать лет ее жизни здесь и сейчас, в этой комнате, когда она впервые увидела свою мать.
Беллатрикс Лестрейндж сидела на подоконнике перед нею, и тяжелый шлейф ее платья свисал вниз, сливаясь с темно-вишневой шторой по цвету и текстуре. Ни на одну секунду Изабелла не допустила и мысли, что это кто-то другой - это, несомненно, была ее мать. Такой же красивой она видела ее когда-то давно в фотоальбомах, таким же безумным был ее взгляд на фото в "Пророке", на которое она смотрела бесчисленное количество раз, такой же она приходила к Изабелле в ее снах, в ее кошмарах, в самых ее тайных желаниях. Даже голос у Беллатрикс был такой же, каким его представляла Изабелла - бархат, жесткий бархат, грубый бархат - низкий, но благородный, без толики небрежности - голос настоящей аристократки.
Конечно, на ней были следы того места, откуда она недавно вернулась и где провела немалый отрезок своей жизни. Беллатрикс была худая. Пугающе худая. Когда она мягко двигалась в сторону Изабеллы, девочка поймала себя на мысли о том, что под плотным рукавом платья, возможно, совершенно не кожа, не человеческая рука - Беллатрикс была худая, словно скелет, словно бы на этих костях нет ни единого грамма человеческого мяса, жира или кожи. У Беллатрикс Лестрейндж были безумно острые скулы и чуть впалые глаза в очертании давно залегших вокруг теней, острые губы, что выражали легкую степень иронии даже сейчас, когда перед нею стояла ее же собственная дочь, и карие-карие зрачки чуть прищуренных в темноте глаз.
И при взгляде в эти глаза принцесса совершенно и окончательно пропала.
Беллатрикс ходила вокруг нее, и Изабелла инстинктивно выпрямилась несмотря даже на то, что и до того стояла ровно. Сейчас она была чем-то вроде солдатика, стоящего навытяжку. Только вот она боялась отвести взгляд, а солдаты-часовые вряд ли смотрят в глаза. Девушка смотрела на мать так, как, наверное, кролик глядит на удава в последние секунды своей жизни.
Что нужно говорить? Изабелла мало представляла, говоря откровенно. Спросить, где папа? Да, наверное, стоит. Хотя какая разница, с другой стороны? Даже к лучшему, что его нет, что есть только она - ее мать, ее прекрасная мать, женщина, которую Изабелла, даже не зная лично, боготворила всегда. А она, как на зло, оказалась даже прекраснее, чем представлялась девочке в мечтах.
Губы пересохли. Слизеринка едва заметно пробежалась кончиком язычка по губам, прежде чем, едва-едва вымученно улыбнувшись, все же спросить.
- Да... мама. А где папа? Нарцисса говорила, что он тоже будет.
В словах девочки от волнения пробился ее истинно французский говор - то, что она почти смогла искоренить в себе, но что все равно пробивалось, когда дело доходило до ситуаций крайней степени волнения. Принцесса понимала, что еще немного, и у нее, наверное, подкосятся колени, и она позорно рухнет на пол. К счастью, кресла в комнате были.
- П.. Присядем? Наверное, так будет удобнее говорить, мама.
Изабелла снова пробовала это слово на вкус. Это было странное слово. Оно немного горчило и отдавало чем-то мертвым. Сможет ли она когда-нибудь назвать ту женщину, что стоит перед нею, мамой? Изабелла не знала сейчас, что уже вскоре назовет, но по-настоящему любить ее, как любят мать, она не будет никогда. Слизеринка не знала, во что обернется этот вечер. Изабелла не знала, что прекрасно понимала, что эти несколько минут уже перевернули все с ног на голову окончательно и бесповоротно.
