Ночь. Виски. Лишь им двоим понятный разговор. Испуганный взгляд зеленых глаз и нервные движения. Едва уловимый аромат Изабеллы Лестрейндж казалось раз и навсегда впечатался в кожу аристократки. И не только он. Порывистый поцелуй, который случился как само собой разумеющееся и осознание абсурдности после него. А главное, главное та просьба дочери, которая сорвалась и с губ самой Гончей. И с этим надо было что-то решать и как можно быстрее.
Прошедшая ночь далась госпоже Лестрейндж тяжело, все ее состояние сейчас можно было описать одним совсем не аристократическим словом "муторно". В голове роились мысли, а растревоженный волнениями организм отчаянно сбоил. Вставать с кровати не то что бы не хотелось, говоря по правде просто и банально не было сил на то, что бы это сделать. Но слишком многое сейчас стояло на кону, в частности личное и почему-то очень горячее желание оставить свою дочь как можно ближе. Ближе чем в одном доме это уже не сделать, а потому стоит решить вопрос с тем, чтобы девочка, по окончанию каникул мэнор не покинула.
Отодрав себя от кровати, Беллатрикс отправилась к зеркалу, увиденное заставило ее истерично хихикнуть, а потом, вскинув палочку, женщина уничтожила несчастный кусок стекла, буквально растерев его в сверкающую пыль. Бледная, жетоватая кожа, впавшие глаза, острые скулы и гнездом торчащие волосы, которые долгие годы не знали расчески, а теперь слишком одичали, чтобы ей подчиниться. Мерлин свидетель, даже лежа в бреду она помнила причитания Цисси, когда та выводила ей вшей. Впрочем, еще одна сломанная расческа ознаменовала собой попытку привести себя в божеский вид, дабы не пугать лорда Малфоя своим не подобающим видом. Но ведь лорд Малфой не маленький, ну не хватит же его удар увидь он лохматую, злую и не совсем адекватную родственницу на пороге своего кабинета?
Тяжелое бархатное платье закрывающее покалеченное годами и Азкабаном тело, мешковато висящее на болезненно худом теле. Кожанный корсет, заставляющий расправить плечи и выпрямить спину, закрытые туфли на высоком каблуке и тяжелая мантия, небрежно накинутая на плечи. Удушающий своей тяжестью аромат парфюма и надменный взгляд.
Взгляд... пожалуй это то немногое что осталось от гордой и великолепной женщины. Она поклялась себе что вернется в эту форму, но пока, пусть так. Еще не вечер. Еще не время. Все еще впереди. Только дайте так необходимое время. Завтрак проигнорирован как данность. Даже не смотря на то, что все вокруг требовали обратного. Но это тоже привычка, которую в свое время не смогла вытравить из Беллатрикс даже жесткая в воспитательных методах Друэлла.
Коридоры мэнора никогда не были мрачными, говоря по честному, но и светлыми их нельзя было назвать. Удивительное дело, все комнаты поместья всегда были залиты светом, но вот в коридорах всегда был полумрак. Для отвыкших от света глаз Гончей, это было манной небесной. Женщина быстро перемещалась по коридорам, ориентируясь на собственную память и слух. И он не подвел. Возле одной из дверей, Лестрейндж замерла будто в боевой стойке и прислушалась. Он там. Ну же, Лестрейндж соберись, это нужно в первую очередь тебе. Ей по сути сейчас была нужна даже не решимость, этого бывшей Блэк было не занимать, ей нужна была настолько фантастическая наглость, что бы блондин просто не захотел спорить.
Выдохнув и отдув со лба непослушную прядь, Белла вошла не стучась.
- Утречка, Малфой, не занят? Впрочем, меня это мало волнует, дело есть. Налей-ка виски и давай побеседуем о моей милой дочери.
Женщина прошла в кабинет и села в кресло, в свою самую излюбленную позу, поперек него, свесив ноги с одного подлокотника, а голову с противоположого.