Долохов прекрасно понимал, что сейчас вступил на слишком хрупкий и тонкий лед, который провалится под ним от любого следующего шага. Он не должен был оставаться, не должен был этим раздражать Лорда, не должен был выступать вперед и пытаться выгородить Кэрроу. Все это было неправильно, и, если подумать головой, попахивало самоубийством. Вот только он почему-то не смог сейчас уйти, хотя разумом понимал, что именно это ему следует сделать. Долохов прекрасно понимал, что последует за подобным разговором, что круцио - это почти свершившийся факт. Но это была его Лекто, которая его ждала все эти годы, которая не переставала его любить и снова была с ним. Как оказалось, терять ее или видеть ее мучения он оказался не готов. Все стало слишком личным и слишком острым после долгих лет заключения. Возможно, что он стал чуть более сентиментальным, но сейчас, в такой ситуации, русский просто не мог поступить иначе.
- Простите мне мою дерзость, мой Лорд, - он покорно склоняет голову, представляя, что его разгневал Лорда своим поступком, что посмел тут остаться, хотя его никто не оставлял, что вышел вперед, что стал говорить. Он помешал его планам, он лез на рожон, явно не добавляя их лидеру благостного настроя. Долохов оставляет обоих Кэрроу позади себя и пытается сгладить острые углы - насколько это вообще возможно. Амикус сверкает глазами и явно еле сдерживается, а вот Алекто молчит и лишь бросает на него взгляды. Они оба понимают, что он не должен тут быть и говорить такое, но русский уже тут и явно не намерен уходить.
Черт!
Амикус все-таки вылез вперед, да вывел за собой Алекто. Благо, что его жена лишь молчит, а говорит только шурин. Его речь, пламенная, страстная, но... но этого слишком мало в теперешних обстоятельствах. Раньше, когда они еще не пали, когда все были живы, многие не сидели - тогда да, но не теперь.
- Еще раз прошу прощения, мой Лорд, - русский уже не сомневается, что сейчас в Амикуса полетит круцио. - Я был бы плохим наставником, если бы сейчас просто развернулся и ушел, - у него тут намного больше, чем просто интерес наставника: Долохов напряжен до предела и ожидает не самой приятной развязки. Еще он понимает, что сделает все, чтобы участь наказания миновала Алекто. Вопрос в другом: как вообще такое можно сделать?
Круцио ударяет в Амикуса, и тот сгибается пополам, падает на пол, а его вскрик, который он не смог сдержать, бьет по нервам. Антонин уже представляет, что такое же следом полетит в Алекто, и от этого внутри все переворачивается. Однако лицо Долохов удержал, лишь бросив взгляд на жену, которая стоит слишком прямо, держится слишком гордо - явно нервничает и всеми силами держит себя в руках. Следующий свой вопрос Лорд адресует именно ей, и она на мгновение оборачивается к нему. Их взгляды пересекаются, и вот она снова на него не смотрит, обращаясь к Лорду, говоря о сожалении и раскаянии, о том, что готова понести за это наказание. Вот только Долохов никак не готов к ее наказанию.
Нужно что-то делать... что-то... и срочно!
Алекто замолкает, а Амикус пытается прийти в себя и подняться наконец с пола. Теперь судьба его жены в руках Повелителя, и русский чувствует, как гулко в груди забилось сердце. Он бросает взгляд на шурина: тот не выдержит еще одного круцио подряд, если попытается взять на себя вину сестры. Решение приходит в его голову практически мгновенно, и Долохов уже не медлит.
- Мой Лорд, - он снова подает голос, привлекая к себе внимание. Он смотрит Лорду прямо в глаза, а потом переводит взгляд на Алекто, которая стоит чуть впереди, спиной к нему, не поворачиваясь и терпеливо ожидая своего наказания. Лорд наверняка заметил его взгляд на Кэрроу, чего он и добивался, и вот уже Антонин отрицательно качнул головой. Он не хочет этого видеть, не может этого допустить. Да, он не смеет приказывать самому Лорду, а справедливое наказание должно найти виновника. Но... но ведь когда Люциус оплошал, всю вину на себя и все наказание принял его сын Драко. Так почему бы и здесь не поступить также? - Мой Лорд, - его голос звучит тише, и Долохов покорно склоняет голову. Он готов к этому круцио вместо Алекто, и это - его просьба. Русскому хочется верить, что, в память о былом, об его личных заслугах, Лорд ему не откажет в этом. Нервы напряжены, как стальные канаты, и круцио лично для него станет не таким болезненным, как если бы он наблюдал за ее мучениями. Ведь иногда моральная боль может быть в разы сильнее физической.
А с ними я еще дома поговорю!

Отредактировано Antonin Dolohov (2016-05-05 17:46:13)

Наверное, это должно было случиться рано или поздно, и Долохов, когда решил остаться вместе с обоими Кэрроу вопреки приказу Лорда, понимал, что момент, кажется, настал. Но в этот раз он не смог уйти и оставить Алекто, ровно как и не получилось бы у него сидеть под дверью и слушать, как она получает свое наказание. С того момента все и завертелось, покатившись, как снежный ком, образуя лавину и рискуя похоронить их обоих. Наказание Амикуса, который лез на рожон не хуже русского, было справедливым, а уж когда тот ушел, градус накала страстей между ними повысился в разы. Лорд уже понял, что их связывают более близкие отношение, и, раз Долохов решился остаться, заступался за Алекто и даже готов был принять наказание вместо нее, то все было более чем серьезно. Лорду были нужны объяснения, и немедленно. Антонин, довольно неплохо его зная на фоне остальных, уже не был намерен скрывать правду и даже прервал неумелое вранье жены, которая вдруг решила, что они смогут сохранить перед Лордом их секрет после всего. Алекто вся напряжена, она тихо шепчет его имя, но русский лишь качает головой.
Прости, Лекто, но иначе будет хуже... кажется, я опять у нас все испортил...
Долохов выходит вперед и прячет жену за своей спиной, не собираясь смотреть на ее наказание, не собираясь этого допускать. Правду ему говорить тяжело, но он все же высказался - все честно и до конца, чем явно сильно шокировал Лорда. Долохов женился? Что дальше? Фенрир станет домашним ручным котенком, а Белла займется благотворительностью в пользу маглов? И, судя по тому, какое выражение лица было у Лорда, на легкую смерть внезапно уже почти 15 лет, как женатый, русский мог даже не рассчитывать.
- Да, женаты, мой Лорд, - он чувствует, как Алекто сзади прижимается к его спине, явно напуганная этим его признанием, уже представляя, что за этим может последовать. Долохов осторожно заводит руку за спину, прижимая жену к себе, чувствуя ее сбивчивое нервное дыхание на своей коже. Он ведь обещал Алекто, что будет ее защищать, что с ней ничего не случится, пока он рядом - настало время выполнять обещанное. - Я виноват, мой Лорд, - снова повторяет он, переводя все внимание на себя, не собираясь тут подставлять жену еще больше. - Я прекрасно помнил ваши слова о том, что на тот момент у нас пошел почти что финальный этап, что надо оставить все личное и сосредоточиться на деле. Я не хотел, чтобы вы сомневались во мне, мой Лорд, - это почти что правда - почти, но сейчас ему надо выиграть чуть больше времени, чтобы отвести удар от Алекто. А уж потом Долохов всяко сможет объясниться, если ему еще дадут такой шанс.
Время словно остановилось, пока Лорд принимает решение, оценивающе его разглядывая, будто прикидывая, как много выдержит сейчас русский прежде, чем сломается, и как быстро потом снова сможет встать на ноги. Но, едва Лорд произносит свои первые слова, как Долохов тут же выдыхает.
- Благодарю вас, мой Лорд, - теперь, когда ему официально позволили взять наказание супруги на себя, он и правда чувствует, как камень упал с души. Но только он явно рано расслабился: Лорд прячет палочку, подходит к нему и бьет. Долохов дернулся, но на ногах устоял, чувствуя пульсирующую боль, ощущая солоноватый привкус собственной крови. Кажется, у него теперь разбито лицо, а позади себя слышится вздох Алекто. Он хочет сказать, что все будет хорошо, но он не подает голос, не желая гневить Повелителя и снова обращать внимания на его жену. Впрочем, Лорд и правда сосредоточился теперь на нем, приказывая Алекто уйти. Еще один мысленный вздох облегчения: теперь для нее опасность точно миновало, и у Долохова все, так или иначе, но получилось. Напоследок супруга чуть сжимает его руку, и он бросает на нее взгляд, кивнув головой. Он к ней вернется - обязательно! - не зря же она его ждала долгие 14 лет из Азкабан.
Кажется, у нас наступает момент истины...
Вот они остались наедине, смотрят друг на друга, и Долохов понимает, что сейчас ему тут будет жарко и даже очень.
- Мой Лорд, мне стоит объясниться, - начинает русский, не желая и правда оставлять недосказанность - тем более, что четких ответов на свои вопросы Лорд так и не получил, а уж он всяко любил быть в курсе всех дел. Антонин замолкает, ожидая позволения говорить дальше, ибо он уже и так нарушил огромное количество планов Лорда, что дальше проверять границы его терпения было бы слишком опасно. Бездна была уже совсем рядом, смотря на него, и русский уж очень не хотел в нее все-таки сорваться.

Долохов сейчас напряжен, как никогда: он не может оступиться, иначе наказание все-таки достигнет Алекто. Именно по этой причине он и не ушел, оставаясь тут без прямого приказа. Именно по этой причине он и полез со своими словами и попытками объясниться. Именно по этой причине он сознательно отвлекает гнев Лорда на себя, заслонив собой жену. Их тайна уже перестает быть таковой, но разве что-то можно скрывать столь долгий срок? Особенно сейчас, после всего, что между ними было и через что они прошли? Он терпеливо сносит удар, не говоря ни слова, лишь чуть морщась и вытирая кровь со своего лица. Долохов выдохнул лишь тогда, когда Лорд разрешил ему взять наказание Алекто на себя, да отпустил его жену. В ее взгляде читается волнение, но она все-таки уходит, не желая еще более разгневать их лидера. Еще один вздох, и он честно пытается объясниться, подбирая слова и догадываясь, что Лорд запер дверь, дабы им более не мешали. В воздухе повисает напряжение, и Лорд принимается говорить. Антонин его слушает и не перебивает, прекрасно представляя, что уже превысил все допустимые нормы, перешагнул через многие барьеры и вообще довел своими откровениями и непослушанием Лорда почти до черты. Своими наказаниями он его "баловал" крайне редко, и, кажется, сейчас у них будет момент истины.
- Вы ничего не упустили, мой Лорд, - глупо было отрицать очевидное, но вот Алекто явно не была для него просто "юбкой", хотя Лорд наверняка о таком уже понял, а сам Долохов не решился уточнять, дабы не ухудшать и без того своего скверного положения. Ситуация как-то резко вышла из-под контроля, и он был вынужден сейчас пытаться минимизировать ущерб.
Хотя бы она без круцио обошлась - и то ладно.
Он все также молчит, но лишь едва заметно вздрогнул, когда Лорд упомянул о всей строгости наказаний для Алекто в будущем. Он поднимает голову, смотрит прямо в глаза, но также и дальше молчит. Долохов не уверен, что еще раз сможет взять наказание жены на себя, а, значит, ему придется что-то делать, чтобы до такого не доводить. Хотя его Алекто прекрасно со всем справлялась ранее, и у него есть надежда, что этот ее навык никуда не делся.
- Да, мой Лорд, - он покорно опускает голову, и это стало его большой ошибкой. Как-то Долохов наивно и непозволительно предположил, что буря уже миновало. Но круцио, хотя вполне заслуженное и ожидаемое, явилось для него сюрпризом - резким и болезненным. Он рухнул на пол, почувствовав, как каждую клеточку тела наполняет боль. Раньше он выдерживал его менее болезненно для себя, а, если и подавал голос, то лишь глухо рычал, крепко сцепив зубы. Сейчас же с его губ сорвался хриплый вскрик боли, что было совершенно не в его стиле и непозволительно. Сердце пустилось в бешеный галоп, и он отчего-то никак не мог вздохнуть, а те мгновения, что длилось круцио, показалось ему вечностью. И, хотя наказание закончилось, он все еще чувствует отголоски этой боли, а проклятая нога немеет, не желая его слушаться. Он лежит, переводя дыхание, упираясь лбом в пол и шумно сглатывая.
Докатился... уже кричу... ну, хоть сознание не потерял... стыдоба!
Видимо, года Азкабана все-таки не прошли бесследно, и он не до конца восстановил былую форму, да отвык терпеть физические наказания. Голос Лорда слышится совсем рядом, и Долохов чуть приподнимается, еще больше на себя разозлившись, что валяется на полу.
- Усвоен, - глухо откликается он и все-таки поднимает голову. Лорд протягивает ему свою руку, и он крепко ее сжимает, кое-как поднимаясь на ноги, прекрасно представляя, что без помощи он бы не поднялся. Нога все еще болит, и он чуть морщится, а потом опускается в ближайшее кресло. - Извини, но я так не выстою, и тебе снова придется меня поднимать, - он и правда усвоил урок, забыв это "мой Лорд". - Скажи мне, мы ведь не стоим на месте и всегда стремимся к чему-то большему? Изучив сначала простой экспелярмус, а позже то самое круцио, мы ведь охотно применяем последнее? Мы ведь не остановимся на одном Косом переулке - нам нужен весь магический мир? Также и тут, - он потер ноющую ногу и нахмурился. - Это вышло как-то само собой. Сначала наши уроки, потом флирт, ну а потом постель. Ты же знаешь, что я бы не пропустил такую девушку. Я многих не пропускал. Но вот после нее этих многих уже и не хотелось. Нет, это пришло не сразу, но я раз за разом возвращался именно к ней. Невольно сравнивал, а ведь было с кем!, и, каждый раз, было не то. И это стало уже чем-то большим, чем постель. Просто я получил что-то большее и остальные варианты, которые не дотягивали, стали не нужны, - Долохов тогда и сам не понял, как это у них все так получилось, что он вообще о свадьбе задумался, а потом о ней же и заикнулся. Но тогда эта мысль не вызывала у него отторжения, как ранее. - Да и так случилось, что Амикус нас застал... кхм... в самый неподходящий момент! - он криво усмехнулся, припоминая, как это было, лицо будущего шурина и его слова. - Ты меня слишком хорошо знал, но тогда со мной такое было впервые. Ты бы сказал, что это - блажь, что я перепил или под действием чар, но все это было не так. И мы ведь не хотели шумихи и всего такого прочего. Потом, уже после победы, можно было бы и правда устроить нормальное торжество. Но ты бы не одобрил, а я промолчал, потому что это стало для меня личным и важным. И еще это был мой шанс: где бы я еще встретил такую, на которой бы захотел ДОБРОВОЛЬНО жениться, а она бы ответила согласием?

Долохов все-таки пережил круцио, которое было вполне заслуженным и справедливым. Во-первых, раз уж всем тем, кто остался на воле и ничего не делал для возвращения соратников и Лорда прилетело, но Алекто этого бы не избежала. А, во-вторых, если бы Лорд этого не сделал, то Долохов попадал бы сразу в категорию любимчиков, которым все прощалось. Такое тоже не следовало допускать, чтобы внутри организации не возникало трений. Вот только пережил свое круцио русский, откровенно говоря, хреново: раньше он никогда не кричал. Да, он мог сдавленно рычать, скрипеть зубами, но никогда с его губ не срывался крик. Именно этим фактом он сейчас и был недоволен, а не своим наказанием в целом: Долохов старался не проявлять и не показывать своих слабостей, а тут выдавал одну за другой просто!
- Сейчас? Возможно, - он не стал спорить, уже поднявшись с помощью Лорда на ноги и усаживаясь в кресло: нога все еще не слушалась, и он бы просто не выстоял. Благо, что тут старый друг от него подвигов не требовал. Хотя друг ли после всего, что было? Долохов видел, как сильно разозлил Лорда и своим поведением, и запоздалым признанием. - Да, мне стоило сказать сразу, - с этим русский также не спорил: скрывать от Лорда что-либо было бессмысленным занятием, хотя у него это невольно получилось. Но тут не было его заслуги: "помогли" чертов Поттер и гадский Азкабан! - Это было слишком непрофессионально, что я позволил себе личного. Тем более личного здесь, в Ставке. И тем более, это себе позволил именно я и это скрывал. На твоем месте я бы меня выгнал или убил, - он пожимает плечами и откидывается на спинку кресла, наблюдая, как Лорд готовит "чаептие". Огневиски у Малфоя был хорош, а сейчас ему необходимо было пропустить стаканчик. Все и правда слишком запуталась и стало слишком личным, что Долохов позволил себе переступить черту и не один раз. Он нахмурился, задумчиво потирая ногу и понимая, что круцио - для него и правда более чем мягкое наказание. Хотя круцио предназначалось его Алекто - вдруг Лорд еще не закончил, и его ждет наказание уже за его собственный проступок?
Скверно все вышло - и даже больше. Недоверие - это последнее, что нам сейчас нужно.
Лорд снова подает голос, заставляя его оторваться от своих не самых радужных мыслей и лишь усугубляя их. Долохов поднимает на него взгляд и согласно кивает.
- Так ведь мы и раньше-то не ходили: слишком разные у нас профили, как ты помнишь. Но в ней я уверен - я же еще учил, как и Амикуса, - Алекто и правда не входила в те жестокие пыточные бригады, которые сеяли страх и ужас. Нет, она однажды была на подобном задании, но точно не в его "отряде": тогда он сам прекрасно понимал, чем может это закончиться, да и не собирался выделять любимчиков. Сейчас все стало несколько иначе: более острым и более личным, от чего уже так просто не отмахнешься. - Да, Министерство и Орден - я это прекрасно понимаю - противники не особо как поменялись. Но магические дуэли - это не гарант победы - нужно всегда что-то большее. А, учитывая, сколько из нас проходят по сводкам, тех, кто вне подозрений, светить не стоит. Иначе мы растеряем все преимущество от эффекта неожиданности, - сейчас он говорит не столько про свою жену - сколько про Яксли, который им как раз и приносит ценную информацию из Министерства. А вот от следующих слов Лорда сердце пропустило удар, и Долохов ощутимо напрягся. Он взял из рук старого друга стакан с огневиски и залпом опрокинул его в себя. - Если ее ранят, то я лично убью того, кто это сделал - с особой жестокостью убью, - раз уж Лорд сказал про "правду и ничего, кроме правды", то русский ее и изложил. - Но давай смотреть правде в глаза: я все равно уйду первым. У меня возраст, года заключения, раны, да и я-то как раз всегда в авангарде. Ведь, когда впереди будет стоять Грюм, ты не станешь против него бросать кого-то из молодых - пойдет старая гвардия. И я пойду, как ты понимаешь. Так что... - Долохов покачал головой, сам дотягиваясь до бутылки огневиски и наливая себе еще. - Но она не только моя слабость, но еще и моя сила. Когда я сражаюсь, я смотрю вперед, видя нашу цель, продвигаясь к ней. Но ведь за один бой нельзя достичь всего и сразу - приходится останавливаться на какой-то точке и начинать новый бой уже оттуда, где цель уже чуть ближе. Так вот, помимо этой цели впереди, у меня еще есть, куда и к кому возвращаться.

Долохов прекрасно понимал, как ему сейчас повезло. Да, старая дружба - это одно, но общее дело - совершенно другое, и тут цель оправдает в конечном итоге любые средства. Его проступок не был фатальным, но, с другой стороны, неприятная брешь в их доверии все-таки образовалась. Русский прекрасно понимал, что виноват, и вовсе не собирался от этого отпираться. Тем более, что Лорд слишком его хорошо знал, да и он знал кое-что того, о чем вряд ли известно остальным Пожирателям.
- Фадж там надолго не задержится: едва мы начнем действовать, снова заявим о себе, как его тут же сместят. Отчаянные времена потребуют отчаянных мер, и, к моменту, когда ему дадут пинком под зад, надо позаботиться, чтобы наверх пробились наши люди, - Долохов не лез в политику, но в общих обсуждениях участвовал и точно был в курсе событий, да и кое-какие идеи предлагал для воплощения. Впрочем, сейчас во все приходилось заново вникать, но тут всяко у Яксли будет информация или у Нотта. Но дальше разговоры снова возвращаются к личным моментам, и Долохов не уверен, что сможет ответить на все вопросы Лорда. Он даже не задумывался о том, что будет с ним, если не станет Лекто. Наверное потому, что всегда знал, что уйдет первым, а об остальном предпочитал просто не думать, отбрасывая эти варианты и не рассматривая их в принципе. - Спасибо, - он кивает головой, хотя, судя по тону голоса, не особо как Лорд и рад, и он имеет на это право, учитывая все тайные мадридского двора в исполнении Долохова и его супруги. Он пьет огневиски и наливает себе еще, понимая, что день у него выдался очень непростой! Нога еще противно ноет, и он отчаянно думает, как бы скрыть этот факт от Алекто, которая наверняка никуда не ушла и ждет его в коридоре.
Это же надо было не сдержаться и заорать... слышала, поди...
Долохов отвлекся на упоминание Грюма, которого, надо сказать, он не забывал все эти годы.
- Я очень надеюсь на это: тогда Розье здорово ему показал, попортив физиономию, - Розье уже давно нет, и он свое дело сделал, отслужив верой и правдой. Им же это только предстояло, и Долохов понимал, что свою состоятельность ему придется доказывать и после Азкабана, и после того, что случилось сегодня. - Я тебя умоляю: ты нас всех переживешь, - он махнул рукой, нисколько даже и не думая принимать в расчет возраст Лорда. - Прямо как товарищ Ленин: всегда молодой и все впереди, - Долохов пьет, чувствуя, что его немного отпускает: самый сложный момент у них и правда позади, и ему надо позже собраться, чтобы уже дальше не допускать промахов. Тем более, что Лорд это подтверждает своими словами, а потом добавляет такое, что бутылка чуть не выпала у русского из рук. Он тут же поднял голову, внимательно смотря на старого друга, подмечая в нем что-то прежнее, такое давно забытое и едва уловимое. - Спасибо. Я это очень ценю, - это и правда было для него важно: он понимал, что не сможет всегда и везде брать вину за Алекто на себя, что когда-нибудь он может не успеть. Нет, его супруга была очень умной и способной, но невозможно было всегда выигрывать, а наказания у них были, и это явно было не устное порицание. Дальнейшие слова про бутылку тонко намекали, что лучше бы ему убраться, пока Лорд не передумал и не пересмотрел все, что здесь происходило. Впрочем, это Долохов и сам прекрасно понимал: аудиенция закончена, но было еще кое-что. - И я тут подумал, кстати... мы ведь наверняка пойдем не только за нашими врагами, но и за нашими "друзьями", которые почему-то не присели с нами на одни нары. Я сейчас про Каркарова, - глаза русского сверкнули: он прекрасно помнил, кто подвел лично его под монастырь! - И, если ты не против, то я бы хотел им заняться. Розье уже нет - он нам тут не помощник. Ровно как и Крауч. Остались только я и Руквуд, и, как ты понимаешь, дело чести это уже не только для организации, но и для нас особенно, - он не ждал, что Лорд сразу же примет решение: он потом сообщит, когда все заранее обдумает и просчитает, как будет лучше. Однако Долохов не мог не показать своей заинтересованности, которую Лорд точно должен понять: Каркаров подставил многих, но кое-кто выжил и вполне способен прийти за его головой, чтобы он и дальше не трепал своим языком. - До свидания, - произносит Долохов, поднимаясь на ноги, а потом наполняя его опустевший бокал огневиски. Нога более-менее пришла в норму, но он все равно противно прихрамывает, и его это бесит - как-то после Азкабана он стал сдавать, хотя тюрьма никому не прибавляет здоровья. Надо просто пережить этот момент и идти дальше: он был не из тех, кто останавливается на половине пути.
Антонин делает глоток огневиски прямо из горла перед тем, как открыть дверь и выйти из комнаты. Он выдыхает, дергает дверную ручку, выходит, а затем осторожно прикрывает дверь за собой. Кто бы сомневался, что его жена никуда не делась и его ждет. На лице Алекто написано волнение, и она замирает, едва он к ней вышел, разглядывает его во все глаза, и он замечает всю ее нервозность и волнение.
- Лекто, что такое? - тихо произносит он, делая несколько шагов к ней, чуть прихрамывая, но стараясь держать лицо. С него хватило и так этого позорного крика при круцио, которого он ранее себе не позволял. И Антонину совершенно не хотелось, чтобы его жена перестала на него глядеть, как глядела раньше - будто он был самым сильным и смелым, ее героем. Глупо, конечно, может быть блажь, как тонко заметил Лорд, но для Долохова это было важно и нужно. - Тебе не стоило здесь стоять - надо было уйти домой. А вдруг... - он сделал еще шаг и поморщился, чувствуя, что нога снова начала подводить. Мысль про позор снова к нему вернулась, и он мысленно выругался, почему-то припомнив Каркарова и обещая сам себе, что эта гнида легкой смерти точно не дождется!

Долохов переводит дыхание, старается прийти в себя и унять боль. Его объяснение с Лордом вышло совершенно не таким, как нужно, и тут его вина. В принципе, если посмотреть на ситуацию со стороны, все было справедливо. Он утаил настолько важную информацию, пусть и личного плана, что все это заслужил. В плюс ко всему он взял на себя наказание жены, хотя Лорд и не обязан был прислушиваться к его просьбе. Круцио было справедливым, но от этого не менее болезненным. Однако более огромным минусом было то, что теперь доверие подорвано, что брешь от его секрета будет, возможно, и дальше подтачивать его. Долохову такого не хотелось: ведь он не стал меньше верить в Лорда и в их идею. Он просто женился и теперь  у него появилось что-то еще помимо дела всей его жизни. Но он не стал развивать эту тему и дальше, понимая, что лимит терпения Лорда он лично сегодня привысил в разы и достаточно легко отделался. Более того: ему даже пообещали первому говорить, если Алекто будет нужна для дела. Сам он о таком просить бы не смел и очень высоко оценил подобный шаг со стороны Лорда. Долив огневиски ему в бокал, русский прихватил бутылку и, стараясь не хромать, покинул комнату, осторожно притворив за собой дверь.
Позади...
Только за дверью он наконец выдохнул и вполне ожидаемо увидел супругу, которая никуда не ушла и терпеливо его ждала. Он и не сомневался, что его Лекто именно так и поступит.
Хорошо еще, что не ворвалась туда в комнату - с нее бы сталось... если бы услышала... надеюсь, что не услышала!
Он видит, что она нервничает, как перебирает подол платья, как чуть прикусаны ее губки, и Долохов старается улыбнуться, чтобы ее ободрить. Вот только еще и отчитать ее не забывает, а то и сам успел за нее порядком поволноваться.
- Моя гордая Лекто, - тихо говорит он, улыбаясь, смотря, как она вскидывает подбородок, будто готовясь принять вызов. Он делает пару шагов к ней и морщится, чувствуя, что нога начинает подводить.
Черт! Всего пару минут бы еще продержаться, а там уже дома и...
Он не успевает додумать мысль, как Алекто уже оказывается рядом, и он внимательно смотрит на нее. Она поддерживает его под руку - ненавязчиво, но в тоже время крепко, старательно отводя взгляд. Долохов чуть поморщился, продолжая внимательно на нее смотреть, слыша ее вопрос и сбивчивые слова.
- Все в порядке, - он уверенно кивнул головой и тяжело вздохнул. - Лекто...! - предупреждающе начал он, но жена и сама замолчала. - Мне стоило вмешиваться, и, честно говоря, это давно стоило сделать. Да, я знаю, какая ты у меня сильная и храбрая, но... но ты бы смогла выстоять, а я вот от такой картины - не уверен, - Антонин притянул жену к себе, целуя ее в висок, понимая, что вот она его главная слабость. Если свое круцио, пусть и болезненное, он пережил, то видеть или знать, что она переживает его, он бы вряд ли смог. И с этим ему надо будет что-то делать, но он пока не знает, что и как. Невольно вспомнился вопрос Лорда: а что он будет делать, если с ней что-то...? Долохов нахмурился, тряхнул головой и приложился к бутылке огневиски, делая несколько глотков прямо из горла. Он знал, что эта его привычка не нравится Алекто, но сейчас выпить ему было нужно. Он переводит дыхание и снова бросает на нее взгляд. - Ты ведь слышала, да? - тихо произносит он, заранее зная ответ на свой вопрос, уже понимая по тому, как Алекто избегала его взгляда. - Сдержаться не смог... раньше такого не бывало... - Долохов осторожно высвободил свою руку из ее руки, чтобы тут же приобнять Алекто за плечи, а то он тут так и правда не выстоит, да никуда не дойдет. Он не любил показывать слабость - особенно ей, но ведь именно жена принимала его таким, каким он был на самом деле, поддерживала его и ждала все эти долгие годы. - В горе и в радости, да? - русский усмехнулся и снова поцеловал Алекто в висок, чувствуя, как она обнимает его за талию, как льнет к нему, как осторожно касается пальцами его щеки, будто своим прикосновением может сделать ему еще больнее. - Я бы прилег, дорогая. Может, пойдем домой?