Даже спустя много десятков лет, я все равно буду возвращаться к страницам своей избитой истории. Листать их, переворачивать, рассматривать… Зачем? Хороший вопрос.  Может потому, что человеку нужно периодически возвращаться к своим истокам, искать отправную точку – находить свой нулевой километр. Не для того, что бы сокрушаться об уже прожитом, но для того, что бы не совершать подобных ошибок в уже нахлынувшем настоящем.
Малфой очень сильно не любил возвращаться к прошлому, переворачивая заржавевшей кочергой ворох испепеленных воспоминаний. Если это, конечно были не радужные кадры, полные статусного тщеславия. Зато Малфой рьяно любил собирать воспоминания о прошлом ли, будущем, да в пору и настоящем – всех тех, кто занимал в его голове определенные ниши. Наверное, люди с ограниченной фантазией назвали бы это одним вычурным словом – компромат, но эстетическое воспитание слизеринца не позволяло ему спускаться до таких низкосортных определений.
Признаться по правде у Драко Малфоя был даже некий список, того, что он безуспешно пытался разузнать об определенных личностях, в разные временные периоды, но по тем или иным причинам, постоянно откладывал пополнение багажа своих знаний.
Где-то под ногами мерно стучали колеса – задавая ритм вагонной жизни. Хогвартс-  экспресс уносил своих студентов все дальше от замка, и неумолимо нес все ближе к парадоксальному семейному благоденствию. Драко Малфой мерил неровными шагами коридор поезда, безучастно скользя взглядом по приоткрытым дверям некоторых купе. За окнами проносились лесные пейзажи, оставленные без  внимания юными художниками, и несостоявшимися натуралистами. Мимо Драко проносились более красочные картины – стайка громко щебечущих третьекурсниц, по-девичьи зазорно обсуждающие очередную звезду квиддичного спорта. Разновозрастная толпа гриффиндорцев, как всегда прибывающих в эйфорически – радостном состоянии. Что интересно они употребляют, в качестве аперитива?! Лестрейндж, безучастно, что-то читающая. Слизеринцы, которые…
Малфой остановился, и незамедлительно вернулся к купе, в котором находилась Изабелла. Порой наши желания находят причудливое воплощение в реальной жизни. Память Драко сама собой воскресила несколько аллюзий, отозвавшихся еще незабытыми эмоциями, где-то под кожей. Повод зайти в купе нашелся стремительно. Немного помедлив, Драко сделал несколько уверенных шагов, не заботясь о неплотно закрытой двери, опустился на сидение напротив кузины.
Несколько минут слизеринец незатейливо разглядывал Лестрейндж,  с потаенной ухмылкой в уголках губ. Затем, наигранно кашлянул, будто не решаясь привлечь внимание кузины. А после, водрузив ноги на стол, и скрестив руки на груди, радостно оповестил:
- Твои амбиции, Лестрейндж, настолько большие, что занимают целое купе. – Что можно было еще сказать той, с которой тебя связывают настолько прочные и настолько же порочные узы. Все это была тщательно выверенная игра, ритуал – в прочем называйте, как хотите, но это, то самое без чего не обходилась ни одна встреча с кузиной. 
Вообще, разговоры с Изабеллой не входили в планы Драко, но разве не самые лучшие планы те, которые обрушиваются на твою голову спонтанно, подобно сходу снежной лавины в горах. Отголоски, еще тлеющей в памяти ночи, снова наполнили разум слизеринца. Он решил ударить с тыла – небрежно уронил:
- Пэнси сокрушалась по поводу моей расцарапанной спины – никак не могла понять, где можно было получить столь сильные увечья. Пришлось успокоить ее тем, что я неудачно навернулся с метлы. Сдается мне, она не поверила. – Малфой откровенно глумился. В его голове уже созрел, единственный мучивший его вопрос, тот из-за которого, он открыл дверь этого купе. Тот из-за, которого сейчас сидел напротив Изабеллы. Тот, о котором нужно было спросить все и сразу, но почему-то этого не произошло.
За окном по-прежнему скользили однообразные леса, с синеющими шапками деревьев и золотистым отблеском лучей между ветвями. Драко догадывался, что им с Изабель возможно стоило обсудить совсем не шуточные вещи – то, что пока еще только отголосками сквозило в новостных сводках, но для этого еще будет время, не здесь, ни в этот момент. А сейчас, создавая видимость внешнего спокойствия и имитируя полную отрешенность, Малфой гнул свою линию.
- Сыграй со мной в игру, Изабель. – Как можно более непринужденно предложил Драко. Его левая бровь слегка дрогнула и причудливо изогнулась, лицо приобрело хищное выражение, выжидая ответа своей излюбленной жертвы. – Угадай, что я хочу у тебя узнать. Даю подсказку, ты подтолкнула меня к этому вопросу, одной пьяной, темной ночь.- Медленно растягивая слова, произнес Малфой. Он, был не то что бы стратег, но завуалировать, кажется, очевидные вещи, всегда умел, да и преподносил их всегда с особым изяществом, заставляя своего оппонента поломать голову над значением подтекста. Вот и сейчас один вопрос, не на шутку раззадоривший слизеринца, грозился стать целой отправной точкой допроса с пристрастием.

У каждого из нас свои слабости – кто-то жить не может без запаха дождя на промокшем асфальте, кто – то мечтает о всемирной славе, кто-то не мыслит утра без завтрака в постель, кто-то… ну, в общем, каждый хромает на собственную голову на столько, на сколько может себе это позволить. Всегда приятно, когда такая чужая слабость попадает в твои руки, а со временем становится всеобщим достоянием. Малфой любил обладать информацией – ценной, нужной - той, которая могла сыграть ему на руку, той которой можно было пользоваться по своему усмотрению.
Сейчас в Драко разыгралось просто нешуточное любопытство, даже не любопытство, а крайняя степень агонии – агонии желания знать, обладать неведомым знанием, во что бы то ни стало. Слизеринцу казалось, что его водят за нос, пытаясь утаить то, о чем должны были рассказать уже давно – досужие сплетни, злые языки, в конце концов, сама Лестрейндж. Эта вертлявая особа была сама себе на уме, если сама не захочет – никогда не узнаешь у нее. Но Малфой был бы не Малфоем если бы принял этот аргумент, как должность и не попытался добиться желаемого.
Отмахнувшись от колкостей в сторону Паркинсон – не сейчас, позже, он расскажет Изабель, что об этой слизеринке так не позволит говорить никому, даже своей кузине – Драко склонил голову на бок, рассматривая свою собеседницу.
- Прими это, как мою безграничную заботу о тебе. – Усмехнулся слизеринец. В голове промелькнула незателивая мысль о том, что если бы Лестрейндж стала его женой, Малфой задушил бы свою благоверную намного быстрее, чем это делал мавр Отелло, в небезызвестной пьесе Шекспира. И дело было бы во все не в ревности, а в том, что Изабель до безумия, до одури любила испытывать нервы людей на прочность – играла с ними, дергала за ниточки. Вот и сейчас в место того, что бы потупив взгляд выдать кузену нужные имя и фамилию – она начинала распутывать шелковую нить клубка своих интриг, чем доводила Драко до белого каления.
- В конце концов, я же должен знать, кому мне сочувствовать. – Малфой пытался распалить Лестрейндж, задеть ее заставить выйти из себя, потерять контроль – и проболтаться. Тогда бы он, Драко, с довольной ухмылкой в уголках губ, произнес бы нечто крамольное и ехидное, выказав тем самым свое неодобрение в выборе кузины. И это все притом, что у слезиринца даже предположений, касательно этой щепетильной темы не было.
Захлопнув за собой дверь, его снова бросило в жар – не потому, что на коже ощущались несколько сонных, но уже не по утрене осмысленно – прожигающих взглядов. Не потому, что форменный галстук, затянутый до предельной педантичности, разрешал поглощать воздух только через раз. Потому, что где-то там внутри все сворачивалось в ком, и будто подступало к горлу – странное чувство упущенного, и запоздало осознанного. Это не было больно, но почему-то скручивало в узел и заставляло задаваться только одним вопросом: «кто он?». Как будто у Драко отняли, что-то, что ему до этого момента было совершенно не нужным, а теперь стало жизненно необходимым. Это как в детстве с качелями – пока они пустуют, они совершенно не нужны, но как только к ним подходит шумная стайка ребятни, они резко становятся объектом первостепенной важности. Малфой был обескуражен, мысль о том, что его в чем-то опередили, (как бы бесчеловечно это не звучало), не давала слизеринцу покоя.
- А может, он настолько плох, что тебе даже вспоминать об этом не хочется?
Посмотрим, что ты скажешь мне на это, Лестрейндж. Сыграем по твоим правилам, если тебе так хочется. – Малфой попытался заглянуть Изабелле прямо в глаза, он знал, что его сестрица, подобно змее могла извиваться долго, очень долго, но в итоге, она все равно будет укрощена опытным змееустом, иначе ей придется сбросить свою кожу, дабы в очередной раз сбежать.
Но бежать тебе некуда. Да и глупо бегать, я все равно тебя настигну, Лестрейндж. Давай, будь паинькой, начни свой душераздирающий рассказ. Потешь мое самолюбие, у тебя это всегда неплохо получалось.
Малфой выжидающе, продолжил сверлить кузину взглядом, будто надеялся ее загипнотизировать и проникнуть в надломленное сознание.

Отредактировано Draco Malfoy (2016-05-15 00:54:34)

Ты выстраиваешь в своей голове феноменальной непревзойденности сценарий, с развернутым, замысловатым сюжетом, героями и даже их репликами, а на деле эти жалкие подневольные актеришки твоей начинают самостоятельно импровизировать, забивая на твои литературные изыски. Так легко и не принужденно ломается коллизия твоей жизни, и тебе срочно приходится ретироваться из-под яркого света софитов, или же вклиниваться в создавшуюся ситуацию, забывая о продуманных напрасно, канонах и правилах.
Борясь с безудержным желанием придушить Изабель, Малфой с присущим равнодушием отвернулся к окну, будто редколесье и движение облаков занимало его воображение куда сильнее, чем смешные отпоры Лестрейндж. Что и говорить, эта особа любила и умела вызывать интерес к своей персоне, даже мертвого она заставила бы на несколько мгновений стать очень даже живым. Драко терпеть не мог, когда его терпение прокручивали через мясорубку, особенно таким бестактным, бесцеремонным образом.
И даже когда поцелуем, она впивается в его губы, слизеринец не может думать ни о чем другом, как о том, что бы выпытать у Лестрейндж всю правду. Будь Драко так же уперт в изучении нумерологии или, скажем на тренировках по квиддичу, сейчас бы он занимал совершенно другую нишу. Но вместо того, что бы направлять свою энергию в полезное русло Малфой бился о камни преткновения того, что уже через пару дней забудется а, то и вовсе окажется не нужным.
- Значит, все-таки тебе эти воспоминания доставляют мало радости. – Наигранно цокнув языком, заключил Малфой. Теперь ему уже было важно не просто узнать, что, а вернее кого скрывает Изабелла, но и доказать ей свою точку зрения, а именно – в сравнении с Драко, кто бы там ни был, этот мистер х проигрывает по всем параметрам. Фанфары, фейерверк, все счастливы, осталось лишь услышать устное подтверждение от самой Лестрейндж.
Ну же, на кого ты могла повестись?
- Ладно, Лестрейндж, знаю, что ты всегда и во всем ищешь выгоду. – Впрочем, как и сам Малфой.
И вот одним рывком, пересекая купе, и склоняясь над ее головой, так что бы она четко слышала, пониженный до сладковатого шепота голос. Так, что бы у нее не осталось сомнений в его решительности. Так, что бы ей самой захотелось все рассказать.
- Обещаю хранить твою тайну, как свою собственную. – Его рука скользит по ее щеке. Пальцы уверенно измеряют сантиметры оголенной шеи.
Перед кем ты не смогла устоять?
- Обещаю принять все, что бы ты ни сказала, с должным пониманием. – Выдыхая каждое слово ей в темные густые волосы. Растягивая каждый слог, и чередуя с мерными паузами.
Мне важно знать…
- Я … хочу… это… знать… - И поцелуем в ее висок, перехватывая запястья, что бы не смогла отстраниться. Не страсть, но искренность, наполненная жаждой порочного знания.
Малфой беззастенчиво опустился на сидение рядом с кузиной, пристально наблюдая за ней. Ласка иногда бывает намного действеннее жестоких пыток, но если, на то пошло, и пытки никто отменять  не станет. Драко решил для себя твердо и бесповоротно, Изабелла не сойдет с этого поезда, пока он Малфой, не станет обладать информацией, или пока она не убьет его, изводя и терзая самозабвенное любопытство.
Внутри слизеринца начинало бушевать стойкое раздражение. Признаться по правде, Малфою  было не занимать выдержки и стойкости, правда за чередой хладнокровного спокойствия и презрительных взглядов, приходила пора беспочвенных приступов агрессии и ярости – необузданно и слишком рьяно. Изабелла рисковала, очень рисковала перейти из статуса неприкосновенных особ, в цель номер один.
- Ты пытаешься скрыть от меня то, что я могу в общем-то узнать и не от тебя. - Драко усмехнулся, своей неожиданно превосходной идее. - Думаешь мне будет сложно пройтись по купе факультета и осведомиться о том, кого "осчастливила" моя кузин?! - Картина обещала быть интригующей, правда веяло от нее не совсем привычными и подобающими для юной аристократии, манерами. - А может это вовсе даже не слизеринец? Ну, давай, Лестрйендж, расскажи до чьего уровня ты опустилась, Хаффлпафф, Рейвенкло... или может быть это, кто-то из Гриффиндора? - Драко расплылся в беззастенчивой улыбке, сама мысль о том, что Изабелла могла достаться не подобающему претенденту, вызывала в нем приступ безудержного веселья.

Отредактировано Draco Malfoy (2016-05-28 22:25:15)

Лестрейндж нарывалась буквально всем своим видом. О нет, она не просто нарывалась, она, будто кричала – «Драко, ты можешь делать, что угодно, я прекрасно освоила технику издевательства, и теперь готова демонстрировать ее на тебе». И Драко это злило. Нет, не злило, буквально раздирало на части. Да, черт возьми, что она, в конце концов, о себе возомнила, будто потеря ее невинности и все, что было с этим связано, такая уж важная тема для Драко Малфоя. Для самого Драко Малфоя…
Твою мать, да!
Да, он хотел это знать. Желал прямо сейчас больше всего на свете, и поэтому не мог просто так сказать об этом девчонке Лестрейндж. Признание собственных слабостей заранее обрекало его на провал в этой негласной борьбе.
Лестрейндж, конечно была хороша собой, но все-таки не королева мира, что бы перед ней штабелями ложились все старшекурсники Хогвартса. И все-таки выбор у нее явно был, (если предположить, что слова Изабеллы действительно правдивы), и даже не маленький. Кто-то из тех, кто мог повестись на ее кричащую фамилию и на ее громкие…хм, громкий голос, назовем это так. Малфой мысленно начал перебирать в своей голове всех алчных, и жадных до любых проявлений славы, старшекурсников. И вновь зашел в тупик, таких было достаточно. А когда в паре метров от Драко прозвучал голос кузины, выдающий интересный факт о Лонгботтоме, слизеринца и вовсе передернуло.
Если она мне сейчас же не скажет кто он, я применю круциатус.
- Вообще-то девчонки любят хвастаться этим. – Голос Драко, тот самый, едкий, заносчивый, и пробивающий в самую цель, если таковую найти. – В том плане, что это всегда добавляет им статуса, когда они будто невзначай хвастаются перед друг другом: «Знаешь, - Малфой кривлялся, изображая типичный девичий голосок. – мой первый раз был с самым замечательным парнем на свете, - театр одного актера, и слизеринец шикарно, как ему казалось, справлялся со своими ролями. – с Драко Малфоем… например. – Добавляет – добивает, уже не кривляясь, а как будто от себя самого. – А ты пытаешься скрыть. Может, потому что это будет тебя порочить?! – Малфой пожимает плечами, словно угадал, какую-то страшную тайну, и теперь добродушно дает своей кузине время сознаться во всем самой. – Если это так, - продолжает совсем ненавязчиво, не обращая внимания, кажется на то, что Изабелла всего, лишь в паре метров, прямо у него на коленях. Такая близость опасна, в столь распаленных обстоятельствах.  – ты вряд ли сознаешься и под пытками… - Будто махнул на все это рукой. Делай, как знаешь, мне больше не интересно. Не хватало только демонстративного зевка для завершения этой картины.
Еще, как интересно, чертова… Лестрейндж!
Поезд несется с бешеной скоростью, это ощущается под ногами, всем телом. С таким темпом можно было бы, хм… например, допрашивать ее. Пытки бывают разные.
Заколебала, играть со мной в свои игры!
Драко в одно мгновение, наклоняется к ее лицу, что покоится у него на коленях. Одним четким, но резким движением, перехватывает из ее рук книгу – глупое отгорождение от него, и беспардонно откидывает ее на пол – к чему эти уловки, лучше уж так в открытую.
- Но ведь пытки могут быть… - Не шепотом, а одной лишь испариной губ на ее виске, что бы впиталось в кожу, что бы заиндевело, и осталось там навсегда, как гребанное напоминание о том, что Малфоев_нельзя_бесить! А рука уверенно скользит вверх по ее бедру, сжимая теплую кожу цепкими пальцами – и пусть будут синяки потом, сама нарывалась. – очень, очень и очень… приятными… - Последнее слово остервенело, выдыхает ей в губы, предусмотрительно не дотрагиваясь до них. А после аккуратно проводит языком по ее нижней губе – провокация.
Флинт, Монтегю, Уортингтон … - Безумная игра в угадайку, и это только слизеринцы.
Да, что б ты провалилась, чертова дрянь!  - Рука настойчиво поднимается все выше и выше, невозмутимо сминая пальцами ткань форменной юбки.
- Я_хочу_услышать_имя! – Членораздельно, чеканя каждое слово, вдалбливая, словно сваи ей в голову, произносит Малфой. – Я_умею_быть_настойчивым.
Тебе от меня не скрыться, Лестрейндж. Мы оба знаем, не здесь, значит в мэноре - но ты во всем сознаешься!

Отредактировано Draco Malfoy (2016-07-14 03:04:57)

В одно мгновение Малфой, намотал пышные волосы Лестрейндж на правую руку, и резко потянул вниз – заставить прогнуться, заставить ее пожалеть о содеянном. Это напоминало уже не дружелюбную забаву а полноценное военное действие, в котором все средства хороши. Но ради чего? Уже не было желания ни знать имя того, абстрактного, далекого, не было желания доказывать свою настойчивость, продемонстрировать уязвленную гордость – но было желание другого характера. Опьяняющее, и дурманящее, будто насмехающееся над всем мужским естеством Драко. Слишком подло – слишком не к месту. Как можно сохранять серьезность беседы, когда о тебя бедрами, словно мартовская кошка, трется девушка. Черта с два! А ей только дай возможность свернуть с пути, уйти от заданной темы, и уже никогда она этого не забудет – вечно будет припоминать этот оступок.
Драко, соберись!
- Какого… какого черта, Лестрейндж…- Предательская хрипотца скользит в горле, вырываясь неожиданно неточным голосом. Ниже чем обычно, и даже, кажется тише, чем следовало бы. А перед глазами только манящая кожа, обнаженной шеи – не смотреть в глаза, они только и ждут провала. Они, конечно же, лживо усмехаются зрачками, придирчиво взмахивают ресницами. Не смотреть в глаза. Но тогда остается лишь скользить взглядом все ниже и ниже – туда, где ее колени соприкасаются с твоим собственным торсом – дрянь!
- Либо ты мне все рассказываешь… либо…
Либо, что? Что Малфой, что ты сделаешь? У тебя не особо много вариантов, хотя судя по твоему, заплывшему туманом рассудку – всего одно. Конкретное такое, гребанное желание.
Иди к черту, Лестрейндж! Не сегодня! Не в этот раз. Но позже, я обязательно тебе еще отомщу…
Картины «отмщения» слишком живо обрисовались в мыслях Драко, слишком ярко, что бы вот так вот просто отложить это на потом.
Прильнув к ее все еще запрокинутой шее, вдыхая каждый сантиметр, оставляя влажную испарину собственного дыхания, знак – ты на ней. Глупая девчонка, она думает, что ему важно было быть тем самым в этом. Драко не был идеалистом, он знал наверняка, в этой жизни было много того, что он испробует далеко не первым, и даже возможно не вторым, так к чему же зря обманывать самого себя.
- То, что ты успела потренироваться, до того, как пришла ко мне, заслуживает отдельных почестей. – Грубо, резко, так же саркастично, как и он сам. По-другому нельзя, иначе тонкая нитка терпения – натянутая до предела – не выдержит, вовсе. – Так что, не обольщайся. – Вот так то. На раз и все, только внизу живота все еще сворачивается клубком клокочущее ощущение недосказанности, недополученности.
И сейчас слизеринцу действительно плевать на того, чье имя она скрывает и чью сущность так старательно охраняет – пусть это хоть сам Дамблдор. Драко на это п-л-е-в-а-т-ь. Беспокоит только неконтролируемое движение руки, которая по-прежнему, упрямо тянет волосы Лестрейндж вниз. Скинуть бы кузину с поезда за эти самые волосы – опасные мыли, иголками под ногти. Нельзя. И дело даже не в свидетелях – пусть смотрят, пусть отправляют его к дементорам. Дело в ней самой. Она не дает права убить ее, но и жить с ней, не выносимо. Наверное, нужно быть полным безумцем, что бы подписать себе такой пожизненный приговор – он хуже смерти, хуже пыток круциатусом. Драко себя безумцем не считал, и от того, отчетливо знал, что свое общение с Лестрейндж стоит дозировать – не перенасытиться – и не истощать.
Неохотно Драко повиновался рассудку, и опустил руку, освобождая Изабель. Обладать ею здесь и прямо сейчас – не представляется возможным. Убить ее здесь и прямо сейчас – не представляется остроумным. Остается третье – ему срочно нужно покинуть это треклятое купе. Пусть она упивается своей мнимой победой, пусть хранит свои тайны. Надолго ли ее хватит?! Когда-нибудь, любой секрет, даже самый тщательно охраняемый, начинает тяготить душу. Это лишь вопрос времени.
- Из тебя бы вышла особо показательная шпионка. – Полностью отстранившись от нее, еще пару прикосновений и эта тяжкая мука перейдет границы допустимого терпения. – Можешь оставить свои тайны при себе. – Ядовитая полуулыбка на губах. Нахлынувшая злость – остаться без желаемого – смешивалась с осознанием того, что с Лестрейндж, похоже, и вправду можно было ходить в разведку. Да только разве это пытки. Пусть потешит себя, пусть подумает, что самое страшное позади. Эта гонка не закончится никогда. А усыпить бдительность противника – наиважнейшая из задач. – И слезь с меня!

Капитуляция? Бегство? Затишье перед бурей? В любом случае, Малфой был рад, что не подался ни одной из своих мыслей, гуляющих в голове, точно ветер. Он быстро приходил в себя, смахивая остатки желания, точно липкую паутину. И с чего бы вдруг, уровень его контроля был так нещадно надломлен?! Возможно, стоило по практиковать в выносливости, но точно не с Лестрейндж. Вообще лучше  в независимости от нее и не в шаговой доступности. Драко даже не хотел думать, о том, почему эта брюнетка все еще, мать его, привлекала к себе. Запретный плод сладок? Ну, тогда с таким же успехом, под эту аксиому подходила и Грейнджер и чокнутая Лавгуд – но этого не было, а была Лестрейндж. Малфой честно пообещал себе разобраться в этом позже. А еще лучше на каникулах, в Малфой-меноре, когда объект будет рядом, и в его, Драко, полном распоряжении. От этих мыслей повеяло радостным предвкушением чего-то долгоиграющего, и тут же снова буквально на секунду, где-то внизу предательски заклокотало.
Лестрейндж надо отдать ей должное, решила праздновать негласную победу, и больше не стала подливать масла в огонь, вернулась к своему первоначальному занятию – чтению книги. Драко практически, выдохнул с облегчением, почувствовав, как кузина вновь кладет свою голову ему на колени, и опускает взгляд в свое чтиво.
Предоставленный монотонному звуку колес поезда, Малфой, прикрыл глаза, и окончательно распрощался, с еще совсем недавними, порывами и эмоциями. Но голос Лестрейндж, опасливо, но верно, вторгся в это умиротворенное пространство. И что она хотела, чего ждала Изабелла, задавая эти вопросы?
Они не говорили об этом – потому, что все как-то не было времени, потом подходящего момента, затем, наверное, вовсе надобности, или же оба избегали этого разговора нарочно, не зная, ни как начать, ни что ответить друг другу. А Драко начал замечать в последних письмах матери, буквально, перед самым их отъездом из Хогвартса, легкие ноты волнения. Будто за каллиграфическими строчками, тщательно выведенными на пергаменте, скрывалось то, о чем ни писать, ни говорить нельзя – но и молчать об этом, уже просто невозможно. И слизеринец старательно избегал новых выпусков «Пророка», но вместо этого, до него доносились отрывочные фразы, сплетни, голоса, смешивающиеся в диссонансный хор, и не дающий покоя. В конце концов, Драко махнул на это все рукой, и забыл. Забыл ровно до того момента, пока его собственная кузина – Изабелла Лестрейндж, не задала вопрос.
Если слухи были верны, и письма Нарциссы, действительно были наполнены определенным смыслом, Драко отчетливо знал, что или вернее, кто ждал их в Малфой-меноре. Отчего-то, он был уверен, знала это и Изабель. Но, что ей ответить на ее догадки, подтвердить, или опровергнуть, дав еще некоторое время так и остаться лишь догадками. Малфой молчал.
- Отец и мать сообщили бы мне. – Все-таки соврать. Доподлинно принять позицию неведения, но в чем-то Малфой был прав – родители его действительно не обронили, ни слова, о недавних событиях, освещенных в газетах. – Они сообщили бы тебе. – Куда, как важнее, было именно это.
Лестрейндж могла сколько угодно открещиваться от своих родителей, но она этого не делала, за что и была, не то, что бы изгоем, скорее пристальным объектом внимания, со стороны добропорядочных волшебников. Драко же, воспитанный в вере, о том, что все его родственники чистокровные волшебники – достояние рода, не важно, сидят они в Азкабане или же работают в Министерстве. И Малфой, жил с этой верой, принятой на упование, однако ему всегда хватало ума, не кичиться данным фактом в толпе себе подобных.
- Если они там… – И снова ни имен, ни фамилий, у Изабеллы, кажется, нет сил произнести их, Драко благоразумно сглаживает углы. Не договаривает, потому что вовсе не ясно, что хочет услышать Изабелла, а Малфой, просто еще не понял, как ему относиться ко всему происходящему.
Вам будет, о чем поговорить…
- Ты бы хотела их увидеть? – Странно, он никогда раньше не задавал ей этого вопроса, а теперь, когда кажется, само свершение неизбежно, ему вдруг стало действительно интересно. Тетя Беллатриса была для Драко не пустым звуком, о таких родственниках, предпочитают величаво молчать, но ведь для Изабеллы она была матерью – а это совсем другое…

Я вырос на рассказах тихим, но горделивым шепотом о нашей семейной принадлежности к «избранным», о Темном Лорде, и тебе моя небезызвестная тетушка Белла. Отец неохотно говорил о твоей персоне, будто с вынужденным обязательством, из чего я делал выводы – что ты не так проста, если даже на него, будучи не досягаемой, имеешь такое давление. Мать – любила тебя, кажется какой-то своей особой странной любовью. Лишний раз предпочитала молчать, но иногда из ее обрывочных фраз, я собирал твой волевой и аристократический, возможно даже чуточку безумный образ. Моим маниакальным желанием было не просто говорить всем, о том, что мы состояли в кровном родстве, я хотел видеть тебя, хотел знать не понаслышке… Кажется, мне нужно было быть аккуратным в своих желаниях. Боюсь ли я тебя? Практически так же сильно, как Темного Лорда. Ты настолько прекрасна и безумна в своих порывах, что становится жутко. Иногда я вижу сон, как ты в очередной раз выжигаешь кого-то из членов семьи, правда, отнюдь не на гобелене…
И если Драко желал встречи с Беллатрисой просто из праздного любопытства – нелегко оставаться в стороне, когда о твоих родственниках ходят такие слухи, что волей не волей, мечтаешь проверить их на собственной шкуре. Для Изабеллы же это не просто подтверждение людских пересудов, а страшная, но между тем такая долгожданная встреча с теми, кто для всех монстры, убийцы безвинных людей, в прошлом зловещие пожиратели смерти – и по чудовищному стечению обстоятельств – ее родители.
Нет, Нарцисса не стала бы говорить о таких вещах, даже сыну, тем более в письме, что было весьма опасно, в текущих обстоятельствах. Но и исключать факт того, что родовое поместье Малфоев в одночасье стало прибежищем близких, но опасных родственников, совершенно не стоило.
Это будет странная, но интригующая встреча. Драко почувствовал неожиданное предвосхищение – ему интересно, ему важно знать, ему необходимо увидеть старшую Лестрейндж. Наверняка, Изабелла, что-то почерпнула от своей матери – характер, темные волосы, неповторимый напор и жгучее желание жизни – но все это удвоенное, или даже утроенное – вопиющий образ Беллатрисы.
Интересно?
Драко недоверчиво покосился на кузину. Живое любопытство Изабеллы, периодически ставило в ступор даже Малфоя, но на этот раз он уловил едва различимые нотки, то ли тревоги, то ли опасения. Возможно ли такое, что бы спустя столько лет мать и дочь встретились и поняли друг друга – без презрения, гнева и недоверия – с присущей нежностью и родственной благодатью? Слизеринец верил в это с трудом. Он практически ощутил, как Лестрейндж переполняет желание и одновременно опасение от возможной встречи. Что она сможет сказать? А что скажут ей?!
Драко всегда гордился своей семьей – чистокровная, влиятельная, древний род. Как можно не гордиться тем, что ты единственный ребенок, любящих тебя родителей, потакающих твоим капризам и слабостям. И тут же одновременно он понял, что всего этого была лишена Изабель. Фактически у нее даже не было человека, к которому она могла бы обратиться в трудную минуту – а разве жизнь подростка, не одна сплошная трудность – Малфои были не в счет, кажется, только теперь Драко начал понимать, что Лестрейндж никогда не была откровенна с ними до конца, и ее можно было понять.
Но вряд ли бы, я стал искать слишком рьяной встречи с такими родителями. – Неожиданно для себя отметил слизеринец.
И тем не менее, он чувствовал, что Лестрейндж нуждается если не в поддержке, то хотя бы в паре фраз, которые можно было расценить, как маленькую надежду на то, что ее страшные опасения не оправдаются.
- Я думаю, там, где побывали твои родители, - Малфой предусмотрительно упустил не нужные определения. И он и Изабелла понимали, насколько, с виду обычный разговор, затрагивает опасные для обоих темы.  – было сложно выжить, не думая о чем-то, действительно хорошем. Я уверен, что это были мысли именно о тебе. – Парадоксально, но Драко действительно так считал, и только через несколько месяцев, утопая в круговерти ужасающих событий, юный Малфой осознает, что для некоторых людей намного сильнее чувства любви, существует другое чувство - мести. – Главное, что ты сможешь поговорить с ними. Обо всем. – Действительно с родными людьми, кем бы они ни были. – Ведь для тебя это важно?