Пэнс медленно, но верно, начинала ненавидеть весь этот мир. Мир для нее, конечно, существовал сейчас лишь в пределах магической школы, а именно ее столовой. Слизеринка сидела за столом своего факультета, уткнувшись взглядом в тарелку с остывшей жареной картошкой, и тихо сходила с ума.
Школьная суета в последнее время претила ей. Ничего более жалкого, чем притворство профессоров и их натянутая улыбка, она не видела в жизни. Сколько можно было прятаться за стеклами розовых очков, старясь уйти от реальности? И без того было понятно, что грядет война. И еще неизвестно, кто из них по какую сторону баррикад окажется. Вот, например, та гогочущая на весь зал гриффиндорка уже не сегодня, так завтра может также абсолютно по-сумасшедшему хохотать, применяя к своим же непростительные. А этот напыщенный индюк Забини, сидящий с Пэнси за одним столом, буквально в метре от нее, в разгар какого-нибудь жуткого сражения может костьми лечь за Грейнджер. Так чего все такие радостные? Неужели никто не осознает, какой хаос грядет? Или предвоенное положение способствует коллективному отключению серого вещества?
Люди будто бы решили всю жизнь прожить за пару мгновений - от начала до самого конца. Они радовались, грустили, влюблялись, ссорились, снова влюблялись, жались в укромных уголках и снова ругались. Все это как-то проходило абсолютно мимо Паркинсон, и оттого раздражало ее еще больше.
Для Пэнси время как будто остановилось. Ее дни проходили за какими-то бесконечными бесполезными думами, скучно и уныло. Она боялась. И этот страх с каждым прошедшим часом все нарастал. Внутри девушки жило какое-то необъяснимое волнение, оно, подобно лихорадке, разрушало изнутри, заставляя обкусывать до крови ногти и заламывать себе руки. А всеобщее оживление лишь усиливало это странное чувство, предвещавшее что-то очень плохое. И речь тут шла даже не о войне, а о нечто плохом конкретно для нее, для Пэнси.
На чей-то оклик девушка повернулась не сразу. А когда повернулась, было слишком поздно: раскиданная по всему столу картошка перекочевала еще и на колени старосты Слизерина. А в тарелке, аккурат по середине, красовалась небольшая аккуратная посылка, сбоку которой было каллиграфическим почерком выведено всего лишь две буквы: L. P.
Отец всегда предпочитал подписываться своими инициалами - ему это казалось наиболее практичным. А Пэнси могла подолгу рассматривать каждую закорючку буквы L. Она у Лукаса получалось несколько зловещей, будто бы знак, не предвещающий ничего хорошего. Обычно, так оно и получалось.
Слизеринка взяла в руки миниатюрную коробочку и потрясла. Внутри ничего не гремело, но при этом вес посылки казался весьма ощутимым для такого размера. Паркинсон попыталась ее открыть, но та не поддалась. Лишь проявилась новая надпись: "Не при посторонних". Замечательно. Посылки от отца пора уже было вводить в список плохих примет. И почему некоторые так радуются письмам от своих родителей?
Она сделала все, как было велено. Ушла подальше от столпотворения учеников, в свои родные подземелья, спустилась в свою комнату - она у нее была отдельная, как и положено старосте. И только потом предприняла новую попытку.
На этот раз плотная ткань, в которую и была завернута маленькая коробочка, поддалась. Внутри было письмо и шкатулка. Читая письмо, Пэнси снова узнала почерк отца - такой строгий, будто бы по шаблону выведенный. Хотя, честно говоря, это и письмом было сложно назвать. Ровно восемь строчек. Ни привет, ни пока, ни "любимой дочери". Просто сплошной текст с какими-то непонятными инструкциями, без должного объяснения. А в конце приписка: "Выполнить под страхом жизни и смерти".
Это действительно запахло жареным, или одежда просто впитала запах злосчастной картошки?
- Какой же сюрприз ты приготовил для меня на этот раз, papa? - пробормотала девушка, упаковывая снова в ткань посылку и пряча ее в мантию. Это была не первая такая инструкция, полученная ею от отца, но все те дела у нее получалось завершить благополучно. В этот раз Пэнси не знала, что ее ждет. А тем временем предчувствие чего-то очень нехорошего нарастало. Накатывало. Подминало под себя. И понадобилось приложить немало усилий, чтобы заставить себя подняться с места, и куда-то пойти.
Точнее, не куда-то, а в Хогсмид. Лукас Паркинсон отправил свою нерадивую дочь именно туда.
Стараясь двигаться как можно более незаметно, Пэнси по тайному ходу вышла из замка и направилась к пункту назначения. По пути ей не встретилось никого, кроме пары младшекурсников, на которых слизеринка лишь тихонько прикрикнула, пользуясь своим постом старосты, и те растворились в неизвестном направлении.
Уже в Хогсмиде, скрывшись за углом от любопытных зевак, она открыла шкатулку. Ручка. Самая обыкновенная позолоченная ручка из поместья, подаренная Лукасу, видимо, кем-то из магглофанов. Ненужная и бесполезная вещь. Поэтому Лукас и преобразовал ее в порт-ключ.
Всего мгновение - и внутренности, вроде как, вернулись на место, а Пэнси, пару раз моргнув, оглянулась. То, что она увидела, ей абсолютно точно не понравилось.
Какое-то пропахшее пылью, заваленное разными вещицами непригодного вида помещение. Какая-то лавка артефактов? И еще этот полумрак... Но даже и без него, Паркинсон было понятно, что здесь она никогда не была. А еще, видимо, кроме нее в помещении находился еще кто-то.
- Кто здесь? - вполне закономерный вопрос. Пэнси показалось, или ей в ответ кто-то рассмеялся?

Отредактировано Pansy Parkinson (2017-04-07 19:18:27)